– Нет, это я уйду! – твердо произнес Юра. – Я должен уйти. Нет, даже уехать. Навсегда!
Он пытался надеть куртку, но запутался в меховой подстежке. Я бросилась к шкафу, где стояли мои сапожки, и стала быстро натягивать их на свои босые ноги, сунув носки в карман курточки.
– Что происходит? – громко спросил отец. – Вы можете мне объяснить?
– Нет! – в один голос вскрикнули мы с Юрой, не оставляя безрезультатных попыток одеться.
– Все! – прикрикнул на нас отец, но мы никак на это не отреагировали.
Я хотела одного – как можно быстрее скрыться, убежать от позора. И тут отец рявкнул:
– Стоять!!!
Я замерла с одним сапогом в руках, Юра бросил на пол куртку. Отец подошел к нам, схватил Юру и меня за руки, силой потащил к дивану и усадил нас по обе стороны от себя.
– Что это за цирк?! Я требую объяснений! – властно потребовал он.
Мы молчали, опустив головы.
– Объясните, что произошло? Я чувствую себя полным идиотом, – уже более спокойно сказал отец. – Павлина, ты можешь рассказать, что случилось?
– Нет, – выдавила я из себя, и мои щеки опять запылали.
– А ты? – обратился он к Юре.
– Нет, – глухо ответил он.
– Да мужчина ты, в конце концов, или тряпка?! – вскипел отец и тряхнул его. – Ты обязан мне все объяснить! Слышишь? Я требую, я настаиваю на объяснении!
Юра тяжело вздохнул и, еще ниже опустив голову, сказал:
– Хочешь знать правду? Тогда слушай. Помнишь, я тебе говорил, что встречаюсь с девушкой и хочу на ней жениться?
– Молчи! – взмолилась я.
– Да. Ну и что? – насторожился отец.
– Когда эта девушка попала в беду, я ее искал, и мне случайно попал в руки ее ежедневник. Там были записаны ее анкетные данные, в том числе сведения о родителях.
Юра задыхался, ему было тяжело говорить, и он замолчал, чтобы перевести дыхание.
– В общем, я… я… мы… я встречался со своей сестрой! – наконец-то выпалил он.
– У-у-х! – выдохнул отец. – Теперь все ясно.
– Теперь ты все знаешь и… Мне пора уходить, – сказал Юра и попытался встать, но отец резко дернул его за руку, усадив на место.
– Простите, что нарушила ваш покой, – сквозь слезы тихо проговорила я. – Мне надо срочно уехать. Сейчас же. Я не имею никакого права здесь находиться. У вас своя семья, здесь царят покой и взаимопонимание, я не хочу… – лепетала я.
– Сядьте, – глухо сказал отец. – Теперь вам придется выслушать меня.
– Папа, извини. Давай поговорим потом, – попросил Юра.
– Юра, ты никогда не задавался вопросом, почему ты не похож ни на маму, ни на меня? – спросил отец.
– Я… я просто об этом не думал, – растерянно произнес Юра.
– Пусть простит меня Ксения Ивановна, твоя мама, за то, что мне придется нарушить обещание, данное ей много лет назад, – начал отец, и было заметно, что каждое слово дается ему с трудом. – Когда мы с ней поженились, она хотела иметь детей, а я просил ее не торопиться… Мы прожили четыре года, когда наступил тот роковой день. Мы ехали отдыхать на море, когда из-за поворота выскочил «жигуленок» и на большой скорости врезался в нашу «Волгу». Удар пришелся со стороны пассажирского сиденья, где сидела твоя мама, и у нее была сильно травмирована нижняя часть туловища… Так уж получилось, что я отделался царапинами от разбитых стекол, а Ксения Ивановна… В общем, как потом выяснилось, за рулем была пьяная женщина, которая в тот день поссорилась со своим дружком и нажралась до чертиков. Она умерла сразу, на месте. А на заднем сиденье ее автомобиля в это время мирно спал младенец. Ему не было еще и годика.
Отец замолчал и устало потер ладонью наморщенный лоб.
– Тогда Ксению Ивановну спасли, но ей вынуждены были удалить все женские органы. Мы оба поняли, что с детьми опоздали… Потом она пошла проведать младенца, уцелевшего в автокатастрофе, и буквально на следующий день стала умолять меня его усыновить… Святая женщина! Она должна была ненавидеть ту пьяную бабу, лишившую ее радости материнства, и ее ребенка. А она… она решила посвятить свою жизнь воспитанию сына нерадивой матери. Честно говоря, я согласился на усыновление ребенка сначала только ради нее. А потом… Вскоре я полюбил его и считал родным. Тогда я дал обещание Ксении Ивановне, что бы ни случилось, не оставлять сына и… ее. А также я поклялся унести тайну усыновления с собой в могилу… Потом я встретил Алю и безумно влюбился. Так появилась на свет Павлинка, потом… Собственно говоря, дальше вы уже все знаете, – закончил отец и вздохнул так, словно сбросил с плеч тяжесть, которая давила на них долгие годы.
– Значит, Юра… не мой брат? – промямлила я, чувствуя, как силы вновь возвращаются ко мне и мир расцвечивается красками.
– Папа… папа… – все повторял Юра, и наконец наши взгляды встретились.
– Да! Да! Балбес ты мой, – сказал отец, поглядывая то на Юру, то на меня. – Тоже мне, следователь сраный!
Я сорвалась с места в одно мгновенье с Юрой и попала в его объятия.
– Юра, Юрочка! – прошептала я, готовая поделиться радостью со всем миром.
– Лисенок, – шептал он, крепче прижимая меня к себе. – Лисенок, я люблю тебя…
– И я тебя, – прошептала я, чувствуя себя счастливой в его таких теплых и надежных объятиях.
Послесловие
Я не захотела обратно лететь на самолете, а поехала на поезде. Мне хотелось еще раз, уже последний, проехать мимо знакомого перрона, чтобы навсегда проститься с прошлым Гадкого утенка. В ближайшие мои планы входило сдать экзамены и перевестись в тюменский институт. Надо было поставить на могилку мамы красивый и необычный памятник и поблагодарить Степана Ивановича за все, что он сделал для мамы и для меня. Поблагодарить и проститься с ним, ибо я собиралась покинуть этот город.
Здесь, в домике на колесах я рассказала историю своей жизни случайной попутчице тете Лиде и, надеюсь, хоть косвенно помогла ее дочери Ане.
«Надеяться, главное – надеяться, – думала я. – Именно надежда помогает людям в трудную минуту. Из нее мы черпаем жизненные силы, чтобы устремляться вперед, к новым вершинам. Так учила меня мама, и в этом я убедилась сама. Хотя, если честно, она, эта надежда, однажды чуть было меня не покинула».
