– Я очень переживала за тебя – этим все сказано.
– В розыск подавала? – улыбнулась я.
– Конечно. Тебя искали везде.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила я, заметив, что ее лицо еще больше осунулось, похудело, нос заострился, а губы были бледнее, чем раньше.
– Уже нормально. Все хорошо.
– Нам надо срочно идти домой и готовить тебя к операции.
– Не волнуйся за меня. Юра возил меня в клинику, и я сдала все анализы. Я не хотела туда ехать, но он настоял, и я сдалась. Мне было страшно даже подумать, что я тебя никогда не увижу. Зачем мне тогда операция? Зачем жить? Но Юра сказал, что надо прооперироваться, чтобы были силы искать тебя и ждать. Я подумала, что он прав, и согласилась. Я верила, я знала, что мы тебя найдем. Надежда не покидала меня ни на миг.
– Что сказал профессор?
– Операция необходима, и меня прооперируют, как и договаривались, двадцатого мая.
– Он надеется на благополучный исход?
– Конечно, милая, конечно. А как же иначе? – Мама улыбнулась, но в глубине ее глаз скрывалась печаль.
– Прости меня, что заставила тебя волноваться.
– Давай больше не будем об этом говорить, по крайней мере пока, – попросила мама. – Главное, что скоро ты опять будешь дома.
– Мамочка, а где Юра? – задала я вопрос, вертевшийся у меня на языке в течение всего нашего разговора.
– Наверное, на работе. Сама понимаешь, что сейчас там у них творится. Думаю, и вверх глянуть некогда.
– Ты права, – согласилась я. – Но я так хочу его увидеть! Если бы ты знала, как мне было плохо без вас!
– Не переживай, он обязательно скоро прибежит. Нет, не прибежит, а прилетит на крыльях любви. Как же к такой красавице не прилететь?
Договорить нам помешал вошедший в палату доктор. После того как он тщательно меня осмотрел, медсестра поставила мне капельницу. Потом пришел психолог, но от его услуг я отказалась. Вскоре после него пришли работники милиции и прокуратуры, которым мне пришлось рассказать все, что со мной произошло, дважды. За ними шумной гурьбой ввалились мои одногруппники, потом снова зашел доктор. Я была рассеянна и на вопросы отвечала невпопад. День подходил к концу, а Юры до сих пор не было, и я не на шутку встревожилась. Я даже искала его глазами в больничном коридоре, когда кто-нибудь открывал дверь. Мне хотелось, чтобы этот суматошный день быстрее закончился, чтобы меня оставили в покое и не смотрели на меня, как на найденную археологами при раскопках древнюю реликвию.
– Я хочу домой, – устало сказала я маме, когда мы наконец-то остались одни. – Доктор пообещал назначить мне лечение, а лечиться я буду дома.
– Я тебя понимаю, но хоть до завтра ты можешь здесь полежать?
– Не могу. Я хочу прийти домой, принять душ и отдохнуть. Поговори, пожалуйста, с лечащим врачом, пока он еще на работе.
– Хорошо, – нехотя согласилась мама. – Но учти: я ничего тебе не обещаю. Я просто передам ему твою просьбу и выслушаю его мнение.
– Так и сделай, – сказала я.
Мама вышла из палаты, и я, оставшись одна, погрузилась в раздумья. Их прервал внезапный, тихий, но настойчивый стук в дверь.
– Открыто! – крикнула я, теряясь в догадках, кто еще пришел меня навестить.
Дверь резко распахнулась, и я увидела Юру с букетом розовых роз в руке.
– Юра! Юрочка! – Я приподнялась на кровати, и каждую клеточку моего тела омыло теплой волной счастья. – Наконец-то!
Юра порывисто подошел ко мне, быстро и холодно чмокнул меня в щеку и подал букет.
– С возвращением! – сказал он.
Но это было произнесено сухо, без радости, совершенно не так, как я ожидала.
– Юрочка, милый, как мне тебя не хватало! – начала я и замолчала, увидев, что он отвел взгляд.
Юра положил на тумбочку у кровати мой ежедневник, провел по нему ладонью.
– Извини, но мне пришлось взять его у Алевтины Викторовны. Благодаря тому, что в нем была визитка фотографа, мы тебя нашли, – сказал он, глядя на ежедневник.
– А сообщение? Ты прочел мое сообщение?
– Да. Я успел прочесть его вовремя, – ответил он без всяких эмоций в голосе. – А это твой паспорт.
Он положил паспорт рядом с блокнотом.
– Юра, я… я… Я тебя не узнаю, – произнесла я дрожащим голосом, готовая расплакаться.
– Извини. Мне надо бежать, – сказал он, и эти слова больно отозвались в моем сердце.
Я была потрясена и ничего не понимала. Меня словно парализовало, а в глазах застыли слезы от обиды. Юра резко развернулся и пошел к двери.
– Юра! – окликнула я его, и он замер перед открытой дверью.
Он медленно повернулся, словно принимая в этот момент очень важное решение. Я почувствовала, что сердце на миг остановилось в моей груди. Он поднял голову, и наши взгляды встретились. Я увидела в его синих и бездонных глазах столько невысказанной печали, что по коже побежали мурашки. Его губы слегка приоткрылись, и я, понимая, что он пытается мне что-то сказать, боялась даже дышать, чтобы не пропустить ни одного слова. Но сказал он явно не то, что намеревался:
– Будь счастлива! Мне пора.
Развернувшись на каблуках, Юра почти выбежал из палаты и хлопнул дверью.
Мое сознание затуманилось, и в мозгу с космической скоростью пролетало столько всевозможных мыслей, предположений, версий, что я отчаялась выудить из этой каши какое-либо объяснение и опустила отяжелевшую голову на подушку. Я ничего не понимала. Я совершенно ничего не понимала!
Когда в палату тихо вошла мама, я все еще пребывала в прострации. Она начала мне рассказывать о разговоре с доктором, но, увидев мои пустые, ничего не видящие глаза, осторожно спросила:
– Что случилось, доченька?
Я не могла говорить. Я просто не знала, что ей ответить.
– Я сейчас позову врача.
– Не надо, – сказала я и испугалась своего голоса. Он был глухим и чужим. – Не надо врача.
– Тогда скажи мне, кто тебя так… так расстроил, – попросила она, бросив взгляд на букет роз, выпавший из моих безвольно поникших рук.
– Юра. Приходил Юра, – выдавила я из себя и проглотила комок, застрявший в горле.
– Ну так это же хорошо! – Мама тоже ничего не понимала.
– Это хорошо, – эхом повторила я ее последние слова.
– Вы поссорились? Он тебя обидел?
– Нет, – ответила я, глядя на потолок и рассматривая трещину, похожую на рога оленя.
– Но что-то же здесь произошло?
– Мама, в его глазах я увидела прощание.
– Ну что ты такое говоришь, доченька! Какое прощание? Это тебе показалось. Такого просто не может быть!
