В ужасе выскочив из квартиры, я побежала вниз так быстро, как только могла, не видя ступенек и хватаясь руками за спасительные перила.
– Он… он… Он мертв! – едва смогла я произнести, усевшись на сиденье и захлопнув за собой дверцу, словно спасаясь от страшного видения.
– Жди меня здесь! – сказал Юра и, выскочив из машины, побежал к дому.
Я прерывисто дышала, меня трясло. «Надо успокоиться. Надо относиться к смерти более спокойно, – уговаривала я себя. – Я же будущий врач». Когда Юра вернулся, он был очень расстроен.
– Как ты? – спросил он.
– Спасибо. Уже нормально. Со мной все хорошо.
– Извини, что так получилось.
– За что ты просишь извинения?
– За то, что втянул тебя в это, и тебе пришлось… – Юра обнял меня за плечи. – Вадима Петровича убили.
– Разве… он не сам повесился?
– Нет. Я в этом уверен. Хотя есть записка. Предсмертная.
– Что он написал?
– «В моей смерти прошу никого не винить» – и все.
– Почему ты решил, что его убили?
– Я бегло осмотрел труп. На запястьях остались следы от скотча, и от него пахнет спиртным. Вадима Петровича, скорее всего, разоблачили, связали, силой напоили, заставили написать записку и повесили. Вот и все. Так решили не одну проблему. Нет информатора, а для кого-то есть квартира.
– Как это?
– А вот так. Наверное, кто-то пронюхал, что у одинокого человека, работающего на меня, есть неприватизированная квартира. Почему бы не убить двух зайцев сразу? – с горькой иронией сказал Юра.
– Жаль Вадима Петровича. Он хороший человек… был.
– Я отвезу тебя к себе. Придется тебе, лисенок, провести ночь одной. Не обидишься?
– Ничего страшного. Я посплю часов до семи.
Но выспаться мне не удалось. Меня мучила бессонница, и я долго крутилась на большой Юриной кровати. «Быстрее бы все это закончилось», – подумала я и начала мечтать о том времени, когда маме уже сделают операцию, кода наступит день нашей свадьбы и к дому подъедет большой белый лимузин…
Я проснулась оттого, что в кухне кто-то чем-то загремел. Накинув любимый голубой атласный халат, я направилась в кухню, сонно шаркая тапочками.
– Вот так всегда! – сказал Юра. – Хотел хоть один раз приготовить своему лисенку завтрак и уронил сковородку с яичницей!
У Юры был растерянный и виноватый вид. Я перевела взгляд на лежащую на полу сковородку и выпрыгнувшую из нее невезучую яичницу и рассмеялась.
– Шеф-повара из тебя явно не получилось бы!
– Это точно, – вздохнул Юра и развел руками.
– Я сама все уберу, – сказала я и подняла сковородку с пола. – Ну что там? Рассказывай.
– А что рассказывать? Очередной висяк.
– Что это значит?
– Это значит, что виновных никогда не найдут. Сделано все профессионально. Как только я увидел сияющую рожу Наумова, сразу понял, кто к этому руку приложил. А я теперь, естественно, получу нагоняй за еще одно нераскрытое дело. Пройдет какое-то время, и квартира достанется кому-то из наших. Вскоре на балконе будет сушиться после стирки милицейская рубашка, – с горечью произнес Юра.
– Значит, его все-таки повесили?
– Давай не будем об этом, – попросил Юра. – Я устал и ужасно хочу спать.
– Но сначала я тебя накормлю, а потом ты отдохнешь. Идет?
– Могу поспать только до обеда. После обеда у меня куча дел, – сказал Юра и добавил: – Пойду прилягу, пока ты приготовишь поесть. На пару минут!
– Давай. Я быстренько, – пообещала я, открывая холодильник.
В нем я обнаружила замороженные пельмени. Поставив на плиту кастрюльку с водой для пельменей, я приготовила сметанный соус и сделала гренки с сыром к чаю. На все у меня ушло не более двадцати минут. Когда я зашла в комнату, чтобы позвать Юру завтракать, он одетый лежал на кровати, поджав ноги, и крепко спал.
– Юра, Юра! – Я тронула его рукой за плечо, но он даже не пошевелился.
Тогда я укрыла его пледом и тихонько вышла из комнаты.
Разлука с другом
– Павлинка, я еще раз все хорошо обдумал и решил, что тебе не стоит больше появляться у этого фотографа, – сказал мне Юра, складывая бумаги на своем рабочем столе.
– Но почему?! – возмутилась я. – Мы же с тобой обо всем договорились!
– Зачем тебе это нужно? Я пошлю своих ребят, они хорошо знают свое дело и сработают профессионально.
– Я хочу, чтобы этого Андрея Андреевича наказали за совершенные им преступления, а для этого просто обнаружить диски с детской порнографией мало! – почти прокричала я, теряя контроль над собой при одном воспоминании об увиденных моих детских фотографиях. – Ты уверен, что диски до сих пор там находятся? А если их там уже нет? Вы спугнете этого фотографа, а он будет продолжать снимать обнаженных детей! Только уже в другом месте, там, где ты его не достанешь!
Юра никогда не видел меня такой разъяренной. Конечно же, я боялась, что на фотографиях он узнает меня, но я все еще не могла преодолеть свои детские страхи и обо всем рассказать Юре. Я пока не готова. Это произойдет позже.
– Я не понимаю, почему ты так бурно реагируешь? – Он внимательно посмотрел на меня.
– Я… я… Я просто не могу забыть ту девочку! – сказала я и нервно заходила взад и вперед по комнате. – Ты просто не видел ее глаза! Если бы ты заглянул в них и попытался хотя бы представить, что она пережила…
– Я могу себе это представить. Ты же не считаешь меня бездушным?
– Нет, ты не бездушный, но не можешь представить себе даже сотой доли того страха, смешанного со стыдом, испытываемого ребенком из-за непонимания, что с ним происходит! Как ты можешь это представить? Разве ты был на ее месте? – прокричала я и осеклась, поняв, что сгоряча сболтнула лишнее.
– А ты? – На меня смотрели его вопрошающие глаза. – Ты была на ее месте? Почему ты так бурно среагировала?
Я отвернулась, не выдержав этого взгляда, и уставилась в окно. Юра подошел сзади и обнял меня.
– Все хорошо. Все нормально. Ты – моя единственная, моя прекрасная, моя любимая, самая лучшая. Мы всегда, слышишь, всегда будем вместе. И я никогда и никому не дам тебя в обиду. Ты мне веришь?
Я кивнула, повернулась к Юре лицом и, не поднимая глаз, прильнула к его груди, вдыхая знакомый и родной запах.
– Разреши мне довести это дело до конца, – тихо попросила я. – Я смогу успокоиться, только когда этот фотограф перестанет портить жизнь детям. Ему нет места среди людей.
– Хорошо. Надеюсь, ты имеешь в виду не убийство. Шучу. Прости. Только обещай мне больше ни во что не влезать.
