– Что?!
– Подозревают, что это Юра ударил Васю ножом. Но зачем?! Я никогда в это не поверю.
– Он же его лучший друг!
– Я тоже так сказала. И рассказала, что ребята давно дружат. В квартире Юры провели обыск, искали тот злополучный нож, но не нашли. Скажу вам по секрету: был один милиционер с такой большой нижней губой, – соседка показала рукой, какая губа у милиционера. – Так он, это я подслушала, сказал Юре: «Колись, дорогой, кто твоя соучастница? Ты ведь ее отпустил. Кто она?» Ну и так далее. Он, видно, думает, что Юра ударил ножом Васю, затем отдал орудие преступления этой странной женщине, и только когда она ушла, вызвал скорую.
– Бред! Сущий бред! Юра здесь ни при чем!
– Да-да! Вот именно! Я тоже так думаю! – кивая, согласилась соседка. – Что же теперь будет? Что же это творится?
– Значит, Юру задержали? – произнесла я упавшим голосом.
– Бедный парень! Такой хороший человек…
– Спасибо вам, – перебила я Инессу Владимировну. – Я пойду. До свидания.
– Держитесь, деточка, – сочувственным тоном сказала соседка. – Если поймают преступницу, я ее сразу опознаю – у меня очень хорошая зрительная память. А с Юры снимут все подозрения – я в это верю!
Пошатываясь, я вышла из подъезда и поплелась к машине.
– Ну что? Что так долго? – спросила встревоженная мама.
– Сейчас мы съездим к его матери, и по пути я тебе все объясню, – сказала я.
– Ты вся белая как мел! Что-то случилось? Ты можешь мне сказать?
– Мама, сейчас я все узнаю и расскажу тебе. Хорошо? – Я старалась говорить как можно спокойнее, но мама все равно обиделась. Надув губы, она замолчала и демонстративно подняла воротник пальто.
Когда я увидела Ксению Ивановну, то сразу поняла, что она плакала. Опухшие веки, покрасневшие глаза и нос красноречиво говорили об этом.
– Павлинка! – Ксения Ивановна, увидев меня, опять расплакалась. – Юру арестовали.
– Мне соседка сказала, но я не поверила, поэтому решила заехать к вам.
– Раздевайся, проходи.
– Я ненадолго, Ксения Ивановна. Я с температурой, да и мама после капельницы приехала со мной. Сидит в машине, ждет меня, – объяснила я женщине.
– Почему она не зашла?
– Ей нельзя волноваться, а она… она не захотела меня отпускать одну. Лучше расскажите, почему его задержали.
– Они подозревают его в этом чудовищном преступлении. Представляешь? Я знала, я чувствовала, что эта Юрина борьба за справедливость ничем хорошим не закончится. Бесполезно и глупо воевать с ветряными мельницами. Но ты же знаешь, какой он упрямый. Его просто подставили! Кто-то его подставил. – Ксения Ивановна нервно заходила по комнате.
– Да. Похоже на то.
– Они побоялись тронуть самого Юру, а Васю… Зачем? Он же еще совсем ребенок! – Ксения Ивановна вытерла платочком глаза. – Они хотят запугать Юру, заставить уйти с работы. Лучше бы он уволился и уехал к отцу.
– А вы звонили отцу Юры? – спросила я.
– До него невозможно сейчас дозвониться. Он уехал на несколько дней то ли в Германию, то ли в Англию – я не помню. Сказал, когда вернется, сразу позвонит. Остается только ждать. Лишь бы они не успели подтасовать улики против Юры!
– Вы его видели сегодня?
– Нет. Меня не пустили. Сказали: «Не положено». Но я передала ему мыло, зубную пасту, щетку, полотенце.
– Не знаете, что с Васей?
– Я ездила сегодня в больницу. Он лежит в реанимации, а туда не пускают посетителей. Сказали, что прооперировали, состояние тяжелое.
– Он в девятиэтажке? На последнем этаже? – спросила я.
– Да. Откуда ты знаешь?
– Я подрабатываю санитаркой в хирургии на восьмом, а реанимация – на девятом. Как только выйду на работу, схожу к нему. Нет, я схожу к нему завтра же. Меня пропустят.
– Если он в сознании, то передай ему привет. Он-то видел, наверное, кто на него напал. Если Вася выкарабкается, он сам скажет, что Юра такого сделать не мог. Да он свою жизнь за Васю отдал бы!
Ксения Ивановна опять расплакалась, а я обняла ее и погладила по плечу.
– Все будет хорошо, – сказала я, чтобы ее успокоить. – Вот увидите, завтра все изменится и Юру отпустят. Главное, надо верить в лучшее.
Я поймала себя на мысли, что говорю мамиными словами, но я действительно так считала.
Флешка
– Ну что, красавица, побеседуем? – Наумов откинулся на спинку своего кожаного кресла и снисходительно посмотрел на меня.
– Спрашивайте, Валерий Петрович, о чем вы хотели узнать, – сказала я, – только, пожалуйста, побыстрее, у меня температура и я плохо себя чувствую…
– А ты не на приеме у терапевта, – оборвал он меня грубо. – И я не спрашиваю, какая у тебя температура и что у тебя болит. Ясно?!
Я промолчала.
– А теперь я хочу, чтобы ты рассказала все по порядку. И учти: добровольное признание смягчает наказание.
– Признание? В чем?! – От такого неожиданного заявления я подпрыгнула на стуле.
– Расскажи во всех подробностях, как ты со своим любовником спланировала убийство сотрудника милиции, нашего добросовестного коллеги.
– Я?! – вскрикнув, я хотела вскочить со стула.
– Сядь! – заорал он. – И не кипятись! Здесь вопросы задаю я! Повторяю свой вопрос: как вы спланировали преступление?
– Я ничего не делала. И Юра тоже. И кстати, он мне не любовник, а будущий муж. Мы с Юрой помолвлены и летом поженимся, – уже спокойнее сказала я.
– Поженитесь, – Наумов хмыкнул. – За решеткой распишетесь. Так я жду ответа на свой вопрос.
– Я ничего не планировала и никакого преступления не совершала, – спокойно, четко выговаривая каждое слово, сказала я.
– А я знаю, что все было вами спланировано. И у меня есть неопровержимые доказательства. – Наумов похлопал рукой по папке, лежащей перед ним на столе.
– Ничего у вас, Валерий Петрович, нет и быть не может. Вы сами прекрасно знаете, что Юра не мог причинить зла своему лучшему другу.
– А я уверен, что мог. Значит, ты не участвовала в этом преступлении? – Наумов прищурился.
– Совершенно верно.
– Посидишь в «обезьяннике» – в памяти сразу все освежится!
– За что?! И не буду я нигде сидеть! У меня больная мать, и мне надо делать ей уколы по схеме! – возмутилась я, но холодок ужаса скользнул по моей спине.
– Я еще раз повторяю: ты не в больнице! И здоровье твоих родственников здесь никого не волнует! Может, прикажешь мне еще выслушивать, какие болячки у твоего дедушки и ломит ли спину по ночам у бабушки?! – Наумов стукнул кулаком по столу.
