– Служил со мной один кореец, – начал рассказывать очередную историю из своей жизни Степан Иванович. – А у них, у корейцев, знаете ведь, специи в большом почете, и кладут их в немалых количествах…
Я решила не мешать им общаться. К тому же и мама, и Степан Иванович, увлекшись разговором, позабыли обо мне. Я тихонько поднялась и побрела к озеру. На берегу, под большой тенистой вербой стоял мангал, возле него колдовали над шашлыками Юра и Вася.
– Павлина, та знаешь тонкости приготовления этого божественного блюда? – увидев меня, спросил Вася.
– Нет! Только не это! – со смехом воскликнула я. – Не знаю и знать не хочу.
– Но почему?!
– Я только что покинула двух милых людей, чтобы не знать тонкостей приготовления полевой каши и использования специй.
– Ясно. – Вася развел руками. – Придется урок кулинарии отложить до более подходящего случая.
– Не забивай, Васек, девушкам головы бог знает чем. Оля уже не выдержала и сбежала от тебя в озеро, – сказал Юра, бросив на меня влюбленный взгляд.
– Действительно, где Оля? – спросила я, ища глазами подругу Васи.
– Где-то плавает моя лебедушка. – Вася махнул рукой в сторону озера.
Я зажмурилась, взглянув на тихую гладь озера, на которой играли яркие лучи августовского солнца и, отражаясь, били в глаза. На песчаном берегу водоема было много детей. Они лепили что-то из песка, таская маленькими пластмассовыми ведерками воду, насыпали лопаточками песок в свои самосвалы и перевозили его из одной кучи в другую. Кто-то катался на катамаране, кто-то дремал на надувном матрасе, разнежившись под ласковыми солнечными лучами. Люди спешили насладиться последними летними днями.
Олю я увидела в компании молодых людей. На ней был вызывающий ярко-малиновый купальник, разделявший едва заметной полоской ее округлые ягодицы. Она была блондинкой с изящной фигурой. Казалось, у нее все было почти идеальным: выразительные глаза, тонкий нос, красиво очерченные губы, но было в ней что-то отталкивающее. Я никогда не полагалась на интуицию, но при первой встрече с Олей, когда она протянула мне свою тонкую холодную руку, я услышала внутренний голос: «Она – плохой, неискренний человек. От нее жди неприятностей». Теперь я пыталась отбросить эти мысли, считая их ошибочными, и старалась отыскать в Оле что-то хорошее. Разве может человек с такой приятной внешностью быть черным внутри? Я видела, как Оля, о чем-то разговаривая с молодыми людьми, томно заглядывает в глаза длинноволосому парню с атлетической фигурой, эффектно отбрасывает рукой волосы за спину и заигрывающе поводит оголенными бедрами. Попрощавшись, она послала парню воздушный поцелуй и направилась к нам, виляя задом. «Наверное, я просто старомодная дикарка», – решила я и помахала Оле рукой.
– Ну что, шашлык готов, мальчики? – спросила она, подходя к нам.
– Ждет, когда ты его приготовишь, – буркнул Вася.
– Васенька, ну что ты такой нервный? – Оля игриво надула губки. – На работе злишься, здесь – тоже. От злости появляются ранние морщины. Так нельзя!
– Оля, перестань. Не надо со мной разговаривать, как с маленьким мальчиком. Ты же знаешь, что я сюсюканья не люблю.
– Господи! – Оля закатила глаза. – Ты и есть мальчик. Глупый мальчик.
– Вы работаете вместе? – пытаясь разрядить обстановку, спросила я у Оли.
– Да! Представляешь, Павлиночка, если на работе наш Вася хочет кофе или чай или ему надо купить бургер, он говорит мне: «Олечка, солнышко, я ужасно проголодался. Выручай!» И Оля бежит, торопясь накормить-напоить своего Васю. А чуть что не так, сразу: «Оля, это не твое дело! Не лезь, куда не просят! Не называй меня такими словами!» И так без конца.
Оля притворно вздохнула.
– Оля, будь проще, – посоветовал ей Вася. – Просто будь сама собой, я тебя прошу.
– Павлиночка, вот я пытаюсь Васе объяснить, что женщина никогда не может быть сама собой, – сказала она, явно рассчитывая на мою поддержку. – Правда ведь?
– Почему же? – вмешался Юра, до сих пор молчавший. – Я, например, люблю Павлинку за то, что она какая есть, такой и остается.
– Я не это имела в виду. Например, у женщины могут быть физические недостатки. Тогда она красит волосы, реснички, выщипывает брови, делает подтяжку лица и уже перестает быть собой. Она приобретает другое лицо. Так ведь?
– Оля, ты же знаешь, что и я не это имел в виду. Подтягивай себе лицо, крась волосы, прокалывай уши и вставляй в них сережки, но не надо жеманничать, менять голосок и закатывать свои красивые глазки, не надо вот этого «пуси-пуси». Я хочу видеть тебя настоящую, а создается впечатление, что принимаю экзамен в театральном училище, – сказал Юра Ольге, жестикулируя руками, в которых держал шампуры.
– Я такая, какая есть. Значит, мне на роду написано быть актрисой.
– Наверное, тебе действительно надо было идти в кино сниматься, а не работать в органах, – согласился Юра. – Подай мне вино.
…Мы сидели большой компанией на берегу озера в тени деревьев. От озера тянуло свежестью, и этот запах смешивался с щекочущим ноздри запахом дыма, шашлыка и только что сваренной полевой каши. Расстелив на земле большую клеенку, мы расставили на ней миски с горячей кашей и положили на тарелки шашлыки на шампурах. Я наслаждалась этими минутами счастья. Возможно, для кого-то такой отдых был привычным, но для меня все было впервые. Впервые сваренная на костре каша, впервые приготовленный собственноручно настоящий шашлык. Впервые я чувствовала себя свободно в купальнике, не опасаясь быть внезапно застигнутой в таком виде. Меня никто бы не смог понять, не пережив того, что пришлось пережить мне. В том, что к своему счастью мне пришлось пройти такой долгий путь, даже была своя прелесть. Разве я могла бы так радоваться простой каше, сваренной на костре, с плавающими черными точечками пепла на поверхности, если бы варила ее каждый выходной? И кусочек шашлыка не вызвал бы у меня такого восторга, если бы я часто его готовила. Я радовалась даже траве, уже слегка увядшей на солнце и утратившей запах свежести, когда я легла на нее в одном купальнике, ничего не боясь, не глядя испуганно по сторонам. Я смотрела, как лучи солнца играют над моей головой в кронах качающихся от легкого ветра деревьев, и улыбалась от счастья, от ощущения полноты жизни! Я могла просто лежать и ни о чем не думать, а главное – не бояться, что в любой момент откуда-то появится отчим и навалится на меня, мерзкий и вонючий.
Мама тоже была счастлива. Ее лицо светилось изнутри, в глазах горели огоньки, и она без устали о чем-то оживленно беседовала со Степаном Ивановичем. Даже намека на страх и неуверенность не было на ее лице – и это тоже было для меня счастьем. А еще рядом был Юра, милый, добрый, любимый Юра. Ловя на себе его восхищенные взгляды, видя ободряющую улыбку, я чуть ли не впадала в эйфорию.
Мне казалось, что я самая счастливая женщина на земле, и от этого мне хотелось летать и кричать так, чтобы слышали все: «Я счастливая! Я самая счастливая!»
