Филипп сразу понял, что ларец предназначается ему. Ему, именно ему! Все сегодняшние нелепости и совпадения стали Филиппу ясны – все они были лишь ступенями той лестницы, что вела к этому ларцу. Король издалека пожирал его глазами.
«Что в нем?
Что?
Может быть, гибель?»
Король не слышал собственными ушами пророчество Жака де Молэ, и никто из придворных, естественно, не посмел ему процитировать его, но сейчас, стоя посреди этой непонятной хижины, Филипп вдруг подумал, что Гийом де Ногаре и Климент V уже мертвы. Именно «уже». Умерли в течение какого-нибудь полугода. Он вспомнил о тех отголосках народной молвы, в волнах которой время от времени, как пена, закипало проклятие Великого магистра.
«Может быть, именно сейчас, может быть, именно из этого ларца явится возмездие?!
Или наоборот!»
Филипп внутренне просиял. «Это ларец Армана Ги, этого сумасшедшего комтура. Значит… Значит, во-первых, он повешен зря. Хотя что значит – зря? Виселица не ошибается. Нет, потом об этом. Ларец, прежде всего ларец. Ведь если он действительно принадлежал последнему потомку Гуго де Пейна… тогда там…»
Король не бросился к столу. Король подошел к столу медленно. Ему вдруг подумалось, что если даже в ларце находится тайна тамплиерского клада, то, прежде чем встретиться с нею, неплохо бы выяснить, от чьего имени творятся здесь все эти чудеса. Кто это так таинственен и щедр?
Филипп огляделся. Комната все так же пуста, дверь все так же открыта. В двух шагах за нею стоит на снегу, похрапывая, конь.
Широкая, крепкая ладонь с твердыми белыми пальцами протянулась к ларцу. Прочти сразу же к ней присоединилась вторая, чтобы совместными усилиями отыскать замок и справиться с ним.
Но оказалось, что ларец не закрыт.
«Даже не закрыт!» От этой, в сущности, ничтожной подробности по телу Его Величества пробежала мучительная мелкая дрожь.
– Даже не закрыт, – прошептал он беззвучно.
Но душа трепещет, пальцы ищут.
Крышка легко, покорно откинулась.
Филипп заглянул внутрь.
Там лежало зеркало.
Обыкновенное зеркало в серебряной оправе с серебряной же ручкой.
«Что оно тут делает?»
Ничего не оставалось, как достать его и приблизить к своим глазам.
И вот тут-то…
Сзади раздался тихий, неприятный голос:
– Анаэ-эль!
Глава двадцать вторая. Понт-сент-Максанс
Я так спросил: «Учитель, их мученья
По грозном приговоре, как – сильней
Иль меньше будут, иль без измененья?»
И он: «Наукой сказано твоей,
Что, чем природа совершенней в сущем,
Тем слаще нега в нем и боль больней.
Хотя проклятым людям, здесь живущим,
К прямому совершенству не пройти,
Их ждет полнее бытие в грядущем».
Данте Алигьери
Филипп обернулся.
Перед ним было чудовище.
Именно так следовало назвать улыбающегося Лако, застывшего в дверях на фоне снежной равнины. Ладонями он опирался на дверные косяки и, несмотря на то, что был мал ростом, в фигуре его чувствовалась огромная, просто нечеловеческая сила.
– Кто ты?
Лако засмеялся, неприятно зашевелились волосы у него в ноздрях.
– Я твой господин.
Заявление это было столь безумно, что король даже не стал возмущаться и возражать. Лако сказал:
– Ты не возражаешь, но думаю, ты не все понял. Я объясню тебе.
Слуга Армана Ги вошел внутрь комнаты. Филипп с трудом переборол желание сделать шаг назад. Он только крепче сжал ручку зеркала.
– Разговор будет не слишком долгим.
– Какой разговор? – пробормотал Филипп. Он хотел сказать какие-то другие слова, но не знал, какие именно здесь нужны.
Уродец подошел почти вплотную, давая возможность рассмотреть себя во всем своем отвратительном своеобразии.
– Я хочу поздравить тебя, Филипп Капетинг.
– Поздравить?
– Да.
– С чем?
Лако сделался вдруг предельно серьезен.
– С вступлением в орден рыцарей Храма Соломонова. Твоя просьба удовлетворена.
– Моя просьба?!
– Ты ведь дважды обращался к Жаку де Молэ, прося принять тебя в ряды рыцарей этого достославного и таинственного ордена. Правда, он дважды отказывал тебе.
Это было верно, и Филипп Красивый промолчал.
– Теперь благодаря тебе Жак де Молэ мертв. Препятствие устранено. И в благодарность за все, что ты сделал для нашего бессмертного Ордена, нынешний его капитул пошел на нарушение Устава и решил все-таки оказать тебе эту честь.
В голове короля все путалось, речь уродца казалась ему бессвязной. За что его, Филиппа, хотят принять в Орден? В благодарность за то, что он Орден разгромил?
– Впрочем, немалую роль в этом деле сыграло и мое настоятельное ходатайство.
– Кто ты такой? – прохрипел король.
– Я уже сказал, твой господин. Недавно я прошел последнее испытание и стал полноправным членом ордена тамплиеров. А в него принято вступать со своим оруженосцем.
Филипп мрачно усмехнулся.
– Не хочешь ли ты сказать…
– Да, – спокойно ответил Лако, – можешь поблагодарить меня и даже поцеловать руку. Я убедил членов капитула, что из тебя получится хороший оруженосец.
Усмешка короля из мрачной стала недоверчивой и немного безумной.
– Но орден тамплиеров уничтожен мною.
– Да, ты потрудился очень хорошо и верховный капитул бессмертного Ордена тебе воистину благодарен. То, что ты сделал, все равно пришлось бы производить. Каждое преображение Ордена – это большое, трудное, иногда противоречивое и всегда очень громоздкое дело. Мы ценим хороших помощников.
Крышка ларца, стоявшего на столе, самопроизвольно захлопнулась.
Филипп вздрогнул.
Лако продолжал говорить:
– Но вместе с тем я не хотел бы, чтобы ты подумал, будто оказал Ордену услуги чрезвычайные и чрезмерные. Мы вообще несколько недолюбливаем палачей.
– Я палач?!
– Конечно, палач. Если не сказать, топор. И моим увещеваниям вняли не в малой степени и потому, что я напомнил господам управителям о твоих усилиях на благо Ордена во времена, предшествовавшие Третьему крестовому походу.
Филипп почувствовал, что сознание его готово помутиться.
Лако удивленно поднял брови.
– Да что с тобой? Не бойся, ты не сошел с ума.
