– Тише, мессир, тише.
Бывший комтур уже стал приходить в себя, рыцарская истерика заканчивалась.
Лако посмотрел в сторону соседей по заключению. Они демонстративно взирали в другую сторону, будто бы их заинтересовали разводы сырости на стене.
Наконец Арман Ги полностью овладел собой, лицо его сделалось хмурым и сосредоточенным. Он встал с пола и принялся снова расхаживать по каменной пещере от окна к двери и обратно, заметно припадая на правую ногу.
В келье сохранялось напряженно-обреченное молчание. Нарушил его Симон.
– Господин, – мягко и осторожно обратился он к рыцарю, прижимая руки к груди.
Бывший комтур остановился над своим бывшим пленником.
– Чего тебе?
– Позвольте мне сказать несколько слов. Надеюсь, разумных.
– Говори свои слова.
– Я знаю, каким образом мы все могли бы выбраться отсюда. Вы могли бы не подвергаться ужасной операции. Ужасной, я знаю что говорю.
– Это и без твоих заверений понятно. Излагай, что у тебя за план. И почему ты говоришь «мы все». Вам зачем бежать отсюда?
– Извините, господин, я потом это объясню. Но сначала я хотел бы поговорить о другим, о вашем предназначении.
– Что-о?! – Арман Ги выпучил глаза, а Лако даже открыл.
– Нет-нет, не думайте, я не подслушивал, но слышал то, о чем вы говорили с вашим благородным слугой. Но не в этом дело. Главное, о вас мне рассказывал еще мой хозяин, Нарзес.
Арман Ги неуверенно потрогал свой ус.
– Что именно он тебе рассказал?
– Немного, но достаточно для того, чтобы сделать вам сейчас хорошее предложение.
Бывший комтур, молча разъедая взглядом перса, продолжал теребить растительность на верхней губе.
– Нарзес сказал мне, что вы странствующий рыцарь-тамплиер. Странствуете вы не в поисках денег или славы. Это было бы заметно сразу.
– В поисках чего же странствую?
Симон неуверенно улыбнулся.
– Хозяин мой, Нарзес, говорил мне, что некогда, и не очень давно, в этих местах или поблизости от них были большие христианские царства и орден тамплиеров имел в их величии свою блестящую долю.
– Рассказывай, рассказывай.
– Более того, есть поверье, говорил Нарзес, где-то в здешних замках остались их главнейшие святыни. Наподобие Гроба Господня, только в состоянии скрытом, неявном. Мыслю себе, что крепость эта, служащая нам горестным приютом, одно из таких святилищ, ибо почему бы вам с таким необъяснимым упорством было стремиться сюда, отказываясь от денег и рискуя жизнью и не только ею одной.
– Положим, это так. Но пока я не вижу никакого разумного предложения в твоих словах.
Перс сделал суетливое движение рукой, мол, сейчас все будет.
– Сейчас оно прозвучит, господин.
– Опять ты начнешь о своем тайнике с цехинами. Но даже если бы я согласился – как мы выберемся отсюда?
– Выбраться отсюда очень трудно. Очень, очень, – захлюпал носом Наваз. Симон положил ему руку на голову и тот стих, как попугай, на клетку которого набросили покрывало.
– Некоторое время назад я беседовал с Черным магистром.
– Мы тоже, – фыркнул бывший комтур.
– Я евнух, господин.
– Не может быть! – не удержался от банального ехидства рыцарь.
– Каждый евнух – немного врач, а я, более того, в юности учился этому искусству.
– Ну так и что, какое ты хочешь найти здесь применение своим знаниям? Нога моя почти не болит.
– По моему мнению, Черный магистр не проживет более суток. Я вообще удивляюсь, как жизнь ухитряется теплиться в этой насквозь прогнившей туше.
– Поня-ятно, – протянул тамплиер, в глазах его появились маленькие огоньки.
Симон между тем продолжал:
– Можете себе представить, что начнется в крепости.
Это был не вопрос, но бывший комтур счел нужным на него ответить.
– Представляю.
– Паника, развал, разброд. Здесь все держится железной волей Черного магистра. Когда она исчезнет…
– Так, так, чем же это выгодно нам? Мы ведь, так или иначе, под замком. Мне лично все равно, по чьему приказу меня оскопят. Самого Черного магистра или его преемника.
– Мы можем выбраться наружу.
– Как?
– Мы можем подкупить того, кто стоит за дверью и сторожит нас.
– Чем?
Симон замялся.
– Извините, господин, за дерзость, а ваш крест, если, конечно, он золотой.
– Я свой крест, понимаешь ли…
– Прошу вас еще раз извинить меня, но другого выхода у нас нет. Ваш Бог простил бы вам это прегрешение.
– А ваши кресты?
– Мой брат – мусульманин, а я хотя и крещен, но ношу простой кипарисовый крест.
Бывший комтур потер глаза, потом сказал проникновенно:
– Я тамплиер.
Это прозвучало почти так же странно, как недавнее заявление Симона «я евнух».
– Я знаю, господин.
– Я настоящий тамплиер.
Персиянин промолчал, не зная что ответить.
– У меня нет креста, – пояснил бывший комтур. С этими словами Арман Ги развязал ворот своей рубахи, на волосатой груди имелась только кожаная ладанка, и это было все.
Симон тяжело вздохнул, помолчал, потом поднял полу своего халата и начал рвать зубами угол.
– Что ты делаешь? – в ужасе спросил Наваз.
– Что надо! – прорычал Симон, плюясь нитками.
Наконец была извлечена на свет небольшая золотая монетка, лишенная изображения.
– Почему ты сразу ее не достал, негодяй, зачем завел речь о крестах?
– Это не деньги, как вы, наверное, подумали.
– Что же это? – Арман Ги повертел в руках монету, – да, на деньги не слишком похоже. Отвечай же, что это?
– Это горсть родной земли, как сказал бы христианский паладин.
– Не понимаю.
Симон снова вздохнул, еще тяжелее прежнего.
– Я такой же христианин, как и вы. Крестился лишь для виду, потому что попал на службу к купцу-греку. Местные власти гонят и ненавидят последователей Зороастра.
Бывший комтур усмехнулся.
– Забавно. Доминиканцы, стало быть, правы. Надобно проверять истинность крещения.
Рыцарь подбросил на ладони монету.
– Хорошо выглядит твоя родная земля.
– Истинной родиной почитателя Зороастра является огонь. Золото лишь олицетворяет его.
