– Ну, теперь что-то начинает проясняться, – сказал маркиз, снова подходя к огню.
– Н-да, – протянул виконт.
Де Верни обратился к бывшему комтуру.
– Итак, вы решили возглавить новое орденское движение, сплотить на основе старых традиций французское рыцарство и возглавить новый крестовый поход?
Арман Ги пожал плечами.
– Мои мысли не шли так далеко. В глубине души, скрыто от моего взора, но открытой Божьему, возможно, напитывался силами подобный помысел.
– Вам делает честь столь откровенный ответ. Может быть, вы столь же честно ответите и на второй мой вопрос?
– Я весь внимание, маркиз.
– С какой целью вы прибыли на Кипр?
Бывший комтур помолчал, взвешивая слова для ответа.
– Ну же!
Нетерпение маркиза показалось Арману Ги добрым знаком, лучше иметь дело с раздраженным человеком, чем с холодной непроницаемой маской.
– Мне казалось, что из уже сказанных мною слов легко сделать правильный и исчерпывающий вывод относительно моих намерений. Когда я говорил о пресной, неестественной святости подавившей живую, пронзительную жизнь Ордена, я не имел в виду Орден целиком, без изъятия. Я плыл на Кипр в надежде обрести здесь единомышленников. Ибо широко было известно, что так называемые «восточные» тамплиеры не подчинились в свое время влиянию Парижского капитула. Они сохранили дух прежнего, а значит, вечного Ордена. Я спешил к вам, как жаждущий, дабы припасть к истоку истины. Провидение, посчитав нужным нанести удар по ордену тамплиеров, выбрало именно ту его часть, что совместима лишь с примитивными представлениями о святости. Провидение явилось в виде садовника, знающего, что сухие, омертвевшие ветви следует обрубать, чтобы древо пышнее зеленело.
Речь эта обессилила Армана Ги. Он чувствовал себя неуютно под взглядом трех пар внимательных глаз.
– Понятно, – сказал маркиз, – вы были откровенны с нами. Мы ответим вам открытостью на открытость. Мы позволим вам участвовать в нашем тайном богослужении. Ибо, рассуждая о традициях истинных тамплиеров, вы коснулись лишь низменных, повседневных проявлений. А есть еще нечто сверх этого, или, вернее, за этим.
Арман Ги напрягся.
– Вы имеете в виду тайный круг посвящения?
Де Верни мимолетно улыбнулся.
– Что-то в этом роде.
– Да-да, я знаю, требуется отречься от божественной сущности Христа и плюнуть на распятие.
Маркиз поправил медальон на груди и неохотно проговорил:
– Не будем спешить. В этих делах все должно идти своим чередом.
Почувствовав, что аудиенция завершена, бывший комтур церемонно поклонился.
– Идите, – сказал маркиз.
Надо ли говорить, в каком состоянии вышел бывший комтур из бело-красной залы? Хотя то, что было ему обещано, не вполне совпадало с его исконными планами, он был и польщен, и возбужден. Что ж, посвящение, так посвящение.
На улице все еще стояла глубокая ночь.
Заслуживает внимания тот факт, что уже ранним утром бывший комтур Байе стоял вместе со своим слугой на набережной, руки у них были связаны за спиной. Голову жгло солнце. Мимо бродили какие-то люди, в основном в восточных нарядах. Орали ослы, заглушая гомон человеческой толпы. Все вместе это называлось невольничий рынок.
Исполнителя королевской воли вместе с его слугой продавали в рабство.
Из башни, где он всего несколько часов назад беседовал на высокоумные темы с высокопоставленными тамплиерами, за ним внимательно следили три пары глаз. Легко догадаться, что они принадлежали недавним собеседникам бывшего комтура.
– Так вы, де Бланшар, не склонны считать этого Ги сумасшедшим, как наш брат Альм? – спросил маркиз, потягивая какое-то питье из высокого стеклянного бокала.
– Отнюдь, мессир. Почти наверняка это шпион. Причем хитрый шпион. Жак де Молэ уже несколько месяцев находится в темнице – не думаю, что у него есть возможность посылать каких-то шпионов. Остается предположить, что этот человек прибыл от короля.
– Боюсь, вы правы, де Бланшар. Более того, скажу, мессир, прибыл он сюда не для того, чтобы разведать обстановку, то есть не с неопределенной целью, у него вполне конкретное задание. Маркиз снова отхлебнул.
– Да, де Бланшар, вы снова правы. Он ищет казну Ордена. То, ради чего Филипп и затеял все это безобразие с процессом. Он хотел втереться к нам в доверие и узнать, не переправил ли добродетельный и предусмотрительный предстоятель Ордена свое золото к нам.
– Насколько я понимаю, он этого никогда не узнает, – раздался писк брата Альма.
– Надеюсь, – ответил де Бланшар.
– А не проще ли было его убить? – спросил монах.
– Ну что вы, брат, – пожурил его маркиз, – это довольно скоро стало бы известно королю. И он решил бы, что деньги именно у нас, раз мы так беспощадно расправляемся с его соглядатаями. В данной ситуации Филипп узнает только то, что его человек попал в дурацкую историю. Его продали в рабство. Согласитесь, мало, что может вызвать большее презрение к человеку. Его не убили, то есть не догадались о его секретной миссии. Таким образом мы одним ударом избавимся и от королевского шпиона, и от королевских подозрений.
– Вы, как всегда, правы, мессир, – улыбнулся монах.
В это время Арман Ги налитыми кровью глазами тупо смотрел перед собой на странных людей, о чем-то шумно друг с другом спорящих, на клубы удушливой пыли, поднятой подошвами и копытами. Он ничего не видел, ему казалось, что он сходит с ума.
Бывший комтур хотя бы отчасти пришел в себя, когда к нему приблизился первый покупатель. Толстый, холеный грек в густых черных усах. Усы были сверхъестественные. Собственно, сквозь пелену, застилавшую сознание несчастного тамплиера, проступили именно усы, их вид заставил будущего раба вздрогнуть, а зрение его напрячься. К волосяному украшению достроилось и лицо, а потом уже и весь облик. И раздался голос. Отвратительно коверкающий французские слова. Арман Ги меньше бы внутренне морщился, если бы знал, что грек говорит на так называемом лингва-франка, то есть том языке, который использовали боготворимые им первотамплиеры.
Грека сопровождал горбатый торговец. Их несколько шныряло в этот час по набережной, где ко вкопанным столбам были привязаны куски живого товара. В их обязанности входило открывать перед возможным клиентом те качества продаваемых людей, которые скрыла природа. Если будущий раб выглядел как изможденная кляча, то утверждалось, что он невероятно силен во врачевательском деле, если бросался в глаза маленький рост, это компенсировалось рассказом о его невероятной выносливости, когда же напрочь отсутствовали зубы, то нахваливалось орлиное зрение. Естественно, опытные покупатели знали все уловки продавцов. Уловки эти совершенствовались, покупатели со временем проникали в их тайну. Продавцы принуждены были вновь совершенствоваться и так, казалось, до бесконечности. Правда, только казалось, рано или поздно продавцы, замыкая круг, возвращались к приемам первого набора. И так было всегда. Способы торговли рабами в начале четырнадцатого века мало чем отличались от тех способов, что использовались в древности, две тысячи лет назад.
