Он решил перепить их и таким образом поставить на место. Трудно сказать, почему он решил, что это у него получится. Давешнее приключение в доме майора Планта должно было навести его на мысль, что он не слишком силен по этой части.
Не навело.
Первый стакан был выпит в полнейшем молчании.
Тяжелый ямайский ром темным пламенем заполыхал в животе капитана Кидда.
Второй стакан он выпил с саркастической усмешкой на губах. Но тоже безмолвно.
Офицеры следовали его примеру. Им очень любопытно было узнать, чем все это закончится. Может быть, они рассчитывали на повторение сеанса болтливости и надеялись, что в этот раз капитан проговорится до конца. Если ему, конечно, есть о чем проговариваться. После третьего стакана был задан первый вопрос:
– Кто я такой, джентльмены?
– В каком смысле, сэр?
– Нет, вы скажите, кто я такой, дьявол вас всех побери?!
Офицеры переглянулись.
Их подмывало, Берджесса в особенности, сказать всю правду, но они предпочли обычное:
– Вы капитан, сэр.
– Билли, наливай еще.
Выпит был и четвертый стакан.
– Так, значит, вы признаете меня своим капитаном?
Пожатие плеч, кривые ухмылки в сторону.
– Признаем, конечно.
– Значит, вы должны выполнять все мои приказания?
Каллифорд, самый сосредоточенный из всех, кивнул:
– Все, любые и когда угодно. Вот вы приказали нам пить, и мы пьем, хотя этого не надо бы делать.
– Почему? – удивился Кидд. – Полковник не разрешает?
– Не разрешает, сэр.
– А я плевать хотел на полковника. Я здесь капитан! Я или кто?!
И началось яростное пение дифирамбов. Каллифорд как самый хитрый первым сообразил, что это настроение Кидда можно использовать.
Как именно, он пока не знал, но продолжал усиленно подливать масла славословий в огонь алкогольного тщеславия. Берджесс и Мэй помогали ему.
– Мы выполним любое ваше приказание, но не о мелочах ведь речь.
– Не понимаю.
– А что тут понимать! Настоящий капитан должен отдавать настоящие приказы.
– Я умею отдавать настоящие приказы!
Помощник ехидно развел длинными руками:
– Простите, сэр, не приходилось видеть.
– И слышать, – просипел штурман.
Кидд остолбенел от возмущения:
– Так вы что, считаете, что я не способен отдать настоящий приказ?!
– Нет, вы способны, но просто нам видеть не приходилось, как вы их отдаете.
Кидд тряхнул головой:
– Какой отдать приказ?
Офицеры в который уже раз переглянулись. И Каллифорд сказал негромким, равнодушным голосом:
– Отдайте, например, приказ завтра с рассветом выйти из гавани.
– Зачем?
– Как – зачем, а французы?! Мы атакуем их. Не полковник Маллин и не этот его «Повелитель морей». Капитан Кидд и его «Блаженный Уильям» – вот кто будет настоящим героем.
Взгляд Кидда загорелся.
– Я отдаю такой приказ!
– Надо позвать кого-нибудь.
– Зачем?
– Надо, чтобы все убедились, что это ваша воля, что именно вы герой, а не какой-то там полковник.
Все уже понявший Билли кинулся на нижнюю палубу и мгновенно привел боцмана и троих канониров, которые и стали свидетелями того, что приказ о тайном бегстве из эскадры полковника Маллина был отдал именно капитаном Киддом, а не кем-либо иным. Отдание приказа было тут же отмечено еще одним стаканом рома, и это было последнее великое дело, совершенное Уильямом в этот день.
Он со спокойной душой отправился спать.
Рассвет подал лишь первые признаки своего приближения, а якорь «Блаженного Уильяма» был уже поднят. По вантам поползли десятки матросов. Команды отдавались вполголоса. Никаких боцманских дудок и горнов.
Каллифорд (именно он распоряжался при спящем капитане) следил не столько за тем, как идет установка парусов, сколько за тем, что происходит на берегу и на «Саутгемптоне».
Там ничего не происходило. И чем дольше это продолжалось, тем отчетливее вырисовывались контуры успеха. Пока люди Маллина поднимут паруса, выдерут якоря из дна да, господи, пока они глаза продерут, «Блаженный» уже выйдет из бухты.
В запасе у него будет не менее двух часов. За это время при свежем утреннем бризе можно будет уйти на безопасное расстояние.
Можно было бы тронуться с места ночью, но только в том случае, если бы бухта была хотя бы отчасти знакомой. В темноте слишком велик риск сесть на донный камень или горб отмели.
С каждой секундой уверенность Каллифорда в успешном завершении операции крепла.
«На берегу, правда, оставалось около сотни его людей. Но что поделаешь, – философски заключил Рваная Ноздря, – люди – это то, чем чаще всего приходится жертвовать в жизни. Тем более сомнительно, чтобы полковник повесил их всех в наказание бежавшим. Это слишком даже для закоренелого строителя военных тюрем».
Берджесс сообщил, что все готово.
– Кладите руль к ветру. Будем потихоньку выбираться.
Смелость, с которой действовал Каллифорд, объяснялась еще и тем, что на случай неудачи у него было алиби. Все можно было свалить на этого полоумного Кидда. Приказ он отдавал при свидетелях.
Каллифорд снова подошел к фальшборту и стал вглядываться в очертания флагмана – до него было не более двух кабельтовых. Утренняя дымка быстро рассеивалась. Кажется, они до сих пор ничего не заметили. Нет, дьявол, заметили! Над бортом замелькали треуголки. Кто-то начал карабкаться на фок-мачту, в гнездо впередсмотрящего.
Не-ет, опоздали.
«Блаженный» уже набрал вполне ощутимый ход. Войдя в облако утреннего тумана, он громко хлопнул парусом, как бы прощаясь с товарищами по эскадре.
Неприятность для остающихся заключалась еще и в том, что сам полковник находился на берегу.
Пока он проснется, пока он доберется до «Саутгемптона», пока он…
Каллифорд самодовольно осклабился:
– Эй, там, на носу, воду смотреть!
Выход из бухты – две песчаные косы, густо поросшие наклоненными в сторону моря пальмами, – быстро приближался.
Юмор ситуации заключался в том, что в тот самый момент, когда «Блаженный Уильям» стремился покинуть бухту, кое-кто собирался в нее проникнуть.
Два десятка длинных индейских пирог, набитых французами до предела.
Вчерашние буканьеры, скрывшиеся при появлении английской эскадры, попали в лапы французского патруля. Дело в том, что в одной из соседних бухт укрывались от любопытных глаз два рейдера, плавающих под белолилейным флагом. Капитан Делез, взвесив все обстоятельства, решил, что у него есть шансы разгромить англичан.
