Всхлипы стихли, а белокурая головка моей девочки уютно устроилась у меня на груди. Чтобы закрепить успех и окончательно успокоить Нину, я уже обычным голосом закончил свою импровизацию:
– Ладно, так уж и быть, раскрою тебе свою авантюру. Вполне вероятно, после выполнения этого спецзадания нам дадут жилплощадь. Представляешь, у нас будет свой дом. И ты там будешь полноправной хозяйкой. Пропишешься, и тебе уже не надо будет жить в своём убогом общежитии-клоповнике.
Немедленно после этих слов раздался восторженный всхлип, и я ощутил на себе приятную тяжесть её любимого тела. Нина, обхватив руками мою шею, повисла на ней, по-детски болтая при этом своими стройными ножками. Счастливо повизгивая, она минут пять расцеловывала мою, расплывшуюся в довольной улыбке, физиономию. Мир был восстановлен. Когда все, такие бурные, проявления чувств стихли, мы смогли спокойно обговорить все дальнейшие действия Нины. После этого она собралась и, уже успокоенная и умиротворённая, перекинув дамскую сумочку через плечо, направилась в своё общежитие. Я, естественно, её сопровождал, неся большой чемодан в левой руке. Правая была свободна, чтобы отдавать честь встречающимся военным.
Когда я вернулся в общежитие, у меня и произошёл душевный слом, который я собирался лечить водкой. Но чувство долга перед памятью близких мне людей и ненависть к захватчикам победило этот недостойный мужчины порыв. Только слабые топят все проблемы и страх перед будущим в алкоголе. Правда, этот срыв не прошёл для меня бесследно – после той бессонной ночи я стал как натянутая струна. Малейшее подозрение или неестественное поведение людей могло ввести меня в боевой транс, превратив в машину для убийства. Чтобы не дать себе сорваться, мне и нужны были те короткие, ежедневные посещения общежития Нины. Даже минутное общение с ней и редкие поцелуи возвращали меня в мирное русло. Себе я внушал: «Чёрт возьми, Черкасов, ты же не на войне, и вокруг не враги, а мирные люди, твои сограждане! Успокойся, прижми эти дурацкие инстинкты загнанного зверя. Никто тебя не будет немедленно арестовывать и безнадёжно вырывать из строя общей борьбы с фашистской нечистью. Лучше направь все силы на изучение истории войн и выработанных на этой основе главных стратегических идей. Немцы – педанты и будут непременно следовать выбранной тактике, даже если ситуация перестанет соответствовать их намёткам».
Вот в таком состоянии я и провёл эти шесть дней. На седьмой, 21 апреля 1941 года, прямо с занятий меня вызвали к заместителю начальника академии. Опять в тот же самый кабинет, который я посетил перед совещанием в Генштабе. Ещё под взглядами сокурсников, выходя из аудитории, я перешёл в полную готовность к немедленным активным действиям – снял «вальтер» с предохранителя и незаметно вытащил финку из чехла. В голове возник чёткий порядок действий, если перед дверями аудитории находится НКВДшный наряд.
Но у дверей меня никто не ожидал. Пропустив вперёд вызвавшего меня дежурного, я в окно оглядел прилегающую территорию. Пресловутого «чёрного воронка» нигде не было видно. Но это меня ничуть не расхолодило. Весь путь до второго этажа, где находился кабинет, я внимательно осматривал все коридоры и закутки. Редкий случай – везде было пусто, даже в курилке на втором этаже не было ни одного слушателя. Туда я зашёл глянуть в окно на территорию с другой стороны здания, чтобы убедиться, что и там не стоит посторонний автомобиль. Даже это не заставило меня расслабиться. Зайдя в приёмную, я, не обращая внимания на адъютанта, подошёл к дверям кабинета генерал-майора и чуть-чуть её приоткрыл. Молниеносно оценив обстановку в кабинете и увидев что-то неторопливо пишущего генерала, я сразу успокоился, прикрыл дверь и повернулся к адъютанту. Старший лейтенант, обалдевший от моей наглости, сидел открыв рот и только хлопал ресницами над выпученными глазами. Как будто опомнившись, я виноватым тоном пробормотал:
– Извини, старлей, совсем заучился! Тут дежурный прибежал, весь взъерошенный и кричит, понимаешь: «Майор Черкасов, срочно к генералу». Ну я и рванул сюда. Хорошо хоть вовремя вспомнил о том, что нужно, чтобы ты доложил о моём прибытии. Давай, старлей, действуй! И ещё раз извини за мою бесцеремонность.
Адъютант что-то пробормотал, встал со своего места и, с опаской обойдя меня, вошёл в кабинет генерала. Не прошло и минуты, как он вышел, а я, наоборот, вошёл в эту уютную генеральскую обитель. Прямо с порога наткнулся на суровый начальственный взгляд. У меня всё похолодело внутри, когда я услышал его рык:
– Ну что, товарищ бывший майор, явились? Что-то долго вы добирались с третьего этажа. Конечно, что вам какой-то генерал-майор, если вы, посещая такое высокое совещание, орёте как на плацу на генерал-полковника.
На секунду он замолчал, изучая моё лицо. Потом, наверное, убедившись в нужном эффекте, расплылся в улыбке и уже другим, душевным тоном, продолжил:
– Да ладно, Черкасов, не пугайся, всё нормально! Понравился ты нашим руководителям. Чем-то зацепил самого товарища Сталина. Сегодня мы получили приказ по личному составу, тебе присваивается очередное звание – подполковник. А также ты поступаешь в распоряжение Наркомата обороны. Так что, Юра, можешь прощаться с академией. В наркомате получишь новое назначение, и – вперёд, к генеральским звёздам. Ты мужик пробивной и упрямый, думаю, ожидать их тебе придётся не очень долго. Хотя если будешь с неуважением относиться к высокому начальству, то и кубики в петлицах будешь считать за счастье. Понял?
Я, вытянувшись по стойке смирно, глядя на него оловянными глазами, гаркнул:
– Так точно, товарищ генерал-майор!
Сергей Игоревич удовлетворённо кивнул головой и уже требовательным голосом заявил:
– Что, глаза заблестели? Обрадовался, что так легко закончил академию? Нет, Черкасов, выпускных экзаменов тебе никто не отменял. Просто мы их сдвинули по срокам. Первые два экзамена будешь сдавать сегодня, остальные завтра.
– Товарищ генерал-майор, но я же совершенно не готовился. Мне нужно хотя бы по одному дню на экзамен.
– Всё, подполковник, приказы не обсуждаются. Ты 24 апреля должен явиться в управление кадров Наркомата обороны уже со свидетельством об окончании академии. Сейчас по моим часам 10:15, экзамен по научному коммунизму у тебя в 11:20, следующий, по тактике, в 13:30. Вот иди и готовься, как раз комиссия и посмотрит, какие знания ты приобрёл за год обучения в академии, не зря ли трудовой народ вкладывал такие средства в твоё образование, способен ли ты грамотно вести в бой крупное подразделение. Если ты ни хрена не знаешь, то я лично буду ходатайствовать, что тебе ещё рано доверять командование отдельной частью. Давай, Черкасов, иди, готовься и смотри, не опаздывай на экзамены. Комиссия в указанное время будет тебя ждать.
Ошарашенный этим приказанием, я развернулся и собирался уже выйти из кабинета, но в этот момент раздался возглас генерала:
– Подожди, Черкасов!
Я, уже находясь в прострации, совершенно не по-уставному повернулся и вопросительно посмотрел на генерала. Он, этого не замечая, заговорщицки мне подмигнул и ласковым голосом сказал:
– Да, Юра, и ещё… хочу порадовать тебя и твою жену. Вашей семье выделяется квартира. И не кабы какая, а из жилфонда Генштаба. Не каждому генералу выделяют такую. Ключи получишь у председателя жилкомиссии, он же организует помощь в вашем переезде.
