Приказав Шерхану проверить состояние нашего сапёра, и если он ранен, оказать помощь и перетащить его в пулеметный окоп, я секунду подумал и крикнул:
– Наиль, кидай мне свою целую лыжу, а ты возьмёшь лыжи сапёра, он, как мы, не дёргался, и крепления у него наверняка целы. Его будешь транспортировать на лыжах с порванными креплениями. И давай, мужик, не тормози! А я пока пойду проверю этот чёртов завал – всех ли мы там прищучили. Потом нужно будет быстро догонять третью роту, а то явимся к шапочному разбору.
Только я это сказал, как дальняя перестрелка резко усилилась. В основном она велась на флангах третьей роты, и, как мне показалось, начала приближаться к нам. Я притормозил все свои действия, просто лежал и вслушивался в звуки ружейной и пулемётной стрельбы. Потом начали раздаваться взрывы гранат. Услышав это, я крикнул Шерхану, чтобы он оставил сапёра, тем более что тот был уже мёртв, и занимал место за своим укрытием. Сам я тоже, оставив лыжи, опять ползком добрался до своей берёзы. И, встав за дерево, начал осматривать все подходы к нашим позициям. Минуты через три этого наблюдения я заметил между деревьями мелькающие фигурки лыжников, их было много. Двигались они очень быстро и легко – видно было настоящих профессионалов.
«Егеря, – взорвалось, паникуя, моё сознание. – Заманили третью роту в котёл, а теперь захлопывают крышку».
Нужно было быстрей сматываться отсюда в более надёжное укрытие. А то эти волки с ходу сметут нашу тройку и задержатся при этом максимум минут на пять. Осознав грозящую нам опасность, я тут же скомандовал:
– Шерхан, бросай всё и быстро шуруй к пулемёту. У тебя минут пять на то, чтобы туда добраться, вставить затвор и начать нас прикрывать. Мы с Якутом постараемся слегка притормозить эту финскую заразу. Давай, мужик, бросай лыжи и дуй в окоп!
Крикнув это, я присел и начал прилаживать автомат, чтобы было удобнее стрелять. Я понимал, что только первые выстрелы будут результативными. Потом эти опытные бойцы залягут, и их будет невозможно, не рискуя, взять в прицел. Краем глаза я заметил, как Шерхан смешно, на четвереньках, как большая собака, пронёсся мимо меня к брошенной нами финской пулемётной точке. После этого я полностью сосредоточился на приближающихся лыжниках.
Первым стрелять начал Якут, я нажал на курок, когда ещё не успело заглохнуть эхо его выстрела. Нещадно бил по егерям длинными очередями, стараясь зацепить сразу как можно большее количество лыжников. И время понеслось вскачь. Я будто просто превратился в придаток этой смертоносной машинки. Опомнился только тогда, когда, потянувшись за очередным магазином, нащупал в своём разгрузочном жилете последний автоматный рожок. А при выходе на эту операцию у меня их было целых одиннадцать штук.
Чертыхнувшись про себя, я крикнул Якуту:
– Кирюшкин!.. Долбаный глухарь! Быстро! Сваливаем к пулемёту! Давай, мля, шевели булками!..
Не дожидаясь реакции Якута, закинул автомат за спину и так же, как и Шерхан, на четвереньках, бросился в сторону опорного пункта. Метров через двадцать меня обогнал прыгающий, как саранча, Якут. На середине пути я оглянулся и увидел, что вслед за нами тянутся две глубокие снежные борозды. Только я устремился дальше к спасательному окопу, как завёл свою смертоносную песню «максим». Шерхан стрелял из него длинными очередями, и патронов совсем не жалел.
Перевалив через бруствер окопа, я сделал буквально несколько вдохов, чтобы преодолеть одышку, затем достал ракетницу, зарядил её красной ракетой и произвёл выстрел. Посчитав, что я сделал всё, что мог, чтобы помочь третьей роте, занялся спасением собственной задницы. В первую очередь, убрав ракетницу, отстранил Шерхана от прицела пулемёта, поручив ему выполнять роль второго номера. Несмотря на огромное количество пуль, выпускаемых Наилем из пулемёта, он только вздымал снежную пыль в местах скопления финнов.
За одну заправку патронной ленты я весьма значительно уменьшил количество ползущих к нам финнов и заставил задуматься остальных, прячущихся за деревьями. В деле остановки атаки на нас и переходе её в позиционную форму помогли сами финны. Вернее, их сапёры и военные инженеры – создатели этого предполья. Наступать здесь широким фронтом было невозможно, мешали разные искусственные заграждения, в том числе проволочные и многочисленные минные поля. Можно было действовать только в очень узких коридорах, которые хорошо простреливались.
Пожалуй, в самом начале нашего наступления, я интуитивно выбрал единственно верную тактику действий среди этого смертельного для нас нагромождения ловушек, капканов и засад. В этом, полном опасностей, предполье «линии Маннергейма» самым болезненным для финнов оказались частые наскоки наших боевых групп. Это была единственно верная тактика для борьбы против частей с не очень опытными бойцами, сидящими здесь в обороне. Конечно, если бы с самого начала оборону держали такие же волки, которые сейчас на нас наступали, то вся наша «мельница» была бы пустым пшиком. Они давно бы прихлопнули наши группы, как назойливых комаров. Даже сейчас, наступая в узком коридоре, под обстрелом станкового пулемёта и такого снайпера от Бога, как Якут, эти бойцы заставили меня сильно поволноваться.
Такая позиционная перестрелка не могла продолжаться вечно. Тем более Якут периодически вскрикивал:
– Ага, шайтан! Писец котёнку!
Что означало его крайнее удовольствие от удачно произведённого выстрела. Значит, он в очередной раз из своей винтовки попал какому-нибудь финну точно в глаз. Противник начал заметно нервничать и несколько раз пытался, выбравшись из-за стволов деревьев, броситься на нас в атаку. Но, нарвавшись на мой кинжальный пулемётный огонь, опять расползался по укрытиям.
Окончательной точкой в этом затянувшемся противостоянии послужила перестрелка, начавшаяся в тылу у финнов. Те дрогнули и начали отходить, и чем дальше от нас, тем это движение убыстрялось. Это не значило, что финны в панике побежали, это было планомерное, весьма профессионально проведённое отступление.
Минут через пять после того, как я прекратил стрелять, и мы стояли, перекуривали после только что оконченной встряски, появился комвзвода-1 Курочкин. Он доложил, что после моего сигнала красной ракетой все наши боевые группы выступили на помощь третьей роте. После прибытия Иванова с моим приказом все успели подготовиться и занять позиции перед броском. В тыл наступающих на нас финнов как раз ударили бойцы из взвода Курочкина. В ответ на его доклад я спросил:
– Слушай, Ряба, а все помнят о моём приказе ни в коем случае не поддаваться азарту преследования и по сигналу зелёной ракетой немедленно возвращаться на исходные позиции?
– Да, этот приказ, наверное, сидит у каждого в мозжечке. Вы же, товарищ старший лейтенант, при выходе на задание каждый раз его талдычите. Любой дебил его запомнит.
Ряба хохотнул и продолжил:
– К тому же в расположении роты каждого ждёт полный котелок всякой вкуснятины и тёплая постелька. Ну как тут не подчиниться такому приказу!
Удовлетворённый этим ответом, я достал ракетницу и зарядил её зелёной ракетой. Потом стал с напряжением прислушиваться, стараясь понять, как развивается бой. Несмотря на результаты этого боя и на то, сумеем ли мы вытащить третью роту из котла, я был намерен, как только начнёт темнеть, дать сигнал на отступление. Ведь коварные финны могут и не насытиться кровью одной только третьей роты. Ждать оставалось недолго, максимум через полчаса должны были наступить сумерки.