Я закончил с приказом быстрее, чем Шерхан с петлицами, даже успел докурить папиросу, прежде чем он протянул мне обновленную, генеральскую гимнастерку. Но вот надеть ее помешал капитан Суханов. Я его заметил, когда выбрасывал бычок папиросы в окно. Он деликатно стоял немного в отдалении от «хеншеля», дожидаясь момента, когда я его смогу увидеть. Сколько он там стоял, не знаю. Распахнув дверь кабины, я крикнул:
– Капитан, отправляйтесь к своим людям, я тоже сейчас подойду. Можете приказать им немного отдохнуть, все равно нам придется дождаться генерала Черных.
Когда Суханов исчез из поля зрения, я быстро переодел гимнастерку и, уже генералом, степенно выбрался из кабины и так же степенно направился к группе бойцов, собравшейся позади «хеншеля». Там же стояли два БА-20, ярославская пятитонка с тентом, «эмка» и три мотоцикла с колясками. А также стояли красноармейцы, человек пятнадцать, и травили, по-видимому, какие-то анекдоты, судя по раскатистому смеху в их рядах. Капитан Суханов стоял рядом с первым броневиком, и о чем-то разговаривал с молоденьким лейтенантом. Этот лейтенант увидел меня первым, шепнул что-то капитану, при этом вытягиваясь в полный рост, а потом громко и звонко выкрикнул:
– Взвод, смирна-а-а!
После этой команды взводного командира началась суета – красноармейцы, стоящие до этого кучкой, спешно стали строиться в две шеренги и никак не могли сформироваться – добавлялись новые люди, вылезающие то из тентованного кузова пятитонки, то из броневиков. Наконец строй замер, после этого лейтенант, приблизившись ко мне, начал отдавать рапорт, а я грозно оглядывал бойцов. Нужно было сразу внушить этим, по всему видать, не нюхавшим пороха красноармейцам, страх и почтение к генералу, под команду которого они поступают.
После рапорта обошел строй, дав нагоняй некоторым разгильдяям. Добавил страха, покричав на одного не по форме одетого красноармейца. А затем строгим голосом объявил, что взводу предстоит участие в очень ответственной ночной операции, настолько важной, что она может повернуть ход всей войны с фашистами; что во время этих ночных боев недопустимо разгильдяйство и задержка в выполнении приказов. Одним словом, я провел с этими салагами экспресс-курс молодого бойца, как сделал бы всякий нормальный сержант. Поняв, что теперь те запуганы мной больше, чем самими фашистами, со всеми их танками и самолетами, я отошел в сторонку с лейтенантом, чтобы и тому дать накачку.
Все это время капитан Суханов стоял в отдалении, с интересом наблюдая, как я беру командование над этим взводом в свои руки. Рядом с ним торчали фигуры трех бугаев, одетых в красноармейскую форму. По-видимому, отбирая людей для сопровождения пленных, он руководствовался прежде всего физическими кондициями будущих охранников. «Ну и зря, – подумалось мне, – не это главное! Вон, Якут в два раза меньше любого из этих парней, а по эффективности заменит десяток». Кстати, сам Якут, вместе с Шерханом и Синицыным, тоже наблюдали, прислонясь спинами к заднему борту «хеншеля», как их командир воспитывает салажат. Увлекшись, я бы охотно продолжил это занятие, но в перелеске показалось несколько автомобилей, первыми были три бензовоза.
Глава 9
Беседа с молоденьким лейтенантом, наверное, была последней задержкой в той мирной жизни, когда я, будучи комбригом, ежедневно занимался обучением военному делу подобных ребят, готовя из них настоящих бойцов. При появлении первых автомобилей показавшейся из-за пригорка довольно длинной колонны, я с сожалением скомкал воспитательную беседу и приступил к раздаче конкретных приказов, касающихся действий взвода в предстоящем рейде по немецким тылам. К тому времени, когда машины приблизились к нам, инструктаж был закончен.
Недавняя моя ностальгия по спокойной и размеренной жизни была вполне оправданна, ведь как только колонна машин остановилась и из недр ее явился Черных, начался форменный бедлам. Время как будто остановилось, а действия людей, наоборот, ускорились: невероятное количество народа бегало, кричало, и в этом броуновском движении самое активное участие принимали я, а также Шерхан, вовремя подоспевший мне на помощь. Виновник суеты только перебросился со мной несколькими фразами и укатил на «хеншеле» вместе с нашими трофеями, капитаном Сухановым и новой охраной – перегружать пленных в транспортный самолет. А я, приняв бразды правления над бывшими подчиненными Черных, формировал колонны, каждой из которых предстояло совершить свой маршрут. Приходилось по несколько раз разъяснять задачу командирам и личному составу.
Особенно меня достали пилоты авиадивизии, а именно – их вопросы: что да как, и каков процент успеха задуманной операции. Что я, Господь Бог? То ли дело дивизионные зенитчики – под козырек, и все, вопросы только по конкретным действиям. Зенитчики – они, пожалуй, оказались самыми дисциплинированными бойцами, которых переподчинил мне Черных. Несмотря на то что зенитная батарея приехала последней, ее командир быстрее всех уяснил поставленные перед ним задачи.
А в общем-то я был поражен, как быстро Черных организовал переброску обещанной техники, материальных ресурсов и личного состава: не прошло и получаса после нашего разговора, а грузовики и бензовозы уже стояли передо мной, готовые к маршу. Я думал, что только загружать их топливом и боеприпасами будут не менее часа. С этим вопросом я обратился к Черных, как только колонна подъехала. Оказалось все очень просто: грузовики и так были загружены, еще утром, и ожидали команды об эвакуации этих ресурсов на полевой аэродром. Петрович начинал потихоньку переводить эту, самую большую, авиабазу на запасной полевой аэродром. Да, умный мужик и предусмотрительный – ничего не скажешь!
К той сумасшедшей деятельности добавилось еще одно обстоятельство – мне пришлось оторваться от дела, поручив подготовку колонн к маршу на завершающем этапе Шерхану, и явиться в штаб САД. Болдин прислал вестового с известием, что можно забирать приказы. Сначала я с досадой воспринял это сообщение, однако когда дело было завершено и я вышел из штаба, от прежнего настроения не осталось и следа.
Я очень даже продуктивно потратил время, ведь мне удалось невозможное – добиться у генерал-лейтенанта согласия, более того – письменного приказа о назначении на некоторые командные посты в 6-м мехкорпусе нужных мне людей. Ну, во-первых, это, конечно, Пителин. Приказом Болдина он был назначен на пост начальника штаба 6-го мехкорпуса взамен полковника Коваля, который не очень хорошо проявил себя после начала войны. К тому же он в должности начштаба был всего полгода, еще не успел обрасти связями на самом верху, и некому было сказать в его защиту веского слова. Во-вторых, меня не устраивала деятельность разведывательного отдела мехкорпуса. Скажу больше, я считал полностью провальными действия разведки, взять хотя бы один факт – бессмысленное сжигание моторесурса в поисках якобы прорвавшейся в тылы 10-й армии мифической танковой дивизии немцев. Поэтому я потребовал назначить вместо майора Баринова капитана Курочкина. Болдин на это возразил, что начальник разведки недавно заменен на Бейлиса, и не время сейчас напрасно дергать людей. Но я отвоевал назначение Курочкина на пост начальника разведки.