Немецкие истребители не погнались за наглецами, а заняв позицию выше бомбардировщиков, стали барражировать над ними. «Юнкерсы» опять начали выстраиваться змейкой, чтобы закончить свое черное дело. И снова я в бессилии матерился – вражеская воля была сильнее любых случайностей и отчаянных наскоков русских героев.
Но что это? Из облака, в котором скрылись наши истребители, опять вылетели две искрящиеся на солнце точки и понеслись, все увеличиваясь в размерах, в сторону строя пикировщиков, который стал приобретать форму кобры, готовящейся к нападению. Два «мессера» встали на пути разогнавшихся МиГов, казалось, столкновение неминуемо – наши пилоты явно шли на таран. Нервы у немецких асов не выдержали, и они попытались отвернуть в сторону. Во время этого маневра «мессершмиты» подставили свое брюхо МиГам и получили по самое не могу. Раздались короткие пулеметные очереди, и эти бывшие грозные боевые машины, кувыркаясь, понеслись на встречу с Богом и землей. Никто из пилотов не успел выпрыгнуть.
МиГи же, не отвлекаясь на другие истребители, продолжали движение в сторону «юнкерсов». И меньше чем через минуту строй пикировщиков снова превратился в громадный, неправильной формы клубок, в котором скрылись не только наши МиГи, но и два подоспевших на помощь своим «мессера». Беспорядочное мелькание железных птиц продолжалось пару минут, потом раздался мощный взрыв в середине этого клубка, и на землю начали планировать части фюзеляжа «юнкерса», и не только – в этих обломках, как мне показалось, присутствовало и крыло «мессершмита».
Вот после этого взрыва немцы запаниковали – на землю, в сторону от шоссе посыпались бомбы, а затем «юнкерсы» на бреющем полете, врассыпную, начали разлетаться. МиГи не могли их преследовать, они были заняты другим – пытались ослабить бульдожью хватку трех «мессершмитов». Но не тут-то было – немцы вцепились намертво. Закрутилась такая карусель, что у меня, при взгляде на эту стремительную круговерть, глаза чуть не вылезли из орбит, и голова закружилась. Но я продолжал наблюдать за этим смертельным боем – еще бы, я такого никогда не видел. К тому же очень переживал за наших ребят. Впервые за все время с начала войны я видел такое воздушное сражение.
Обычно немецкие истребители неизменно выходили победителями в боях, а тут борьба шла в нашу пользу, несмотря на численное превосходство «мессеров». Наши летчики выглядели теперь не просто героями, отчаянно бросающимися в последний смертный бой, они сражались, как настоящие асы, наголову превосходящие немецких пилотов. В подтверждение этого еще один из «мессершмитов» начал буквально разваливаться в воздухе, так что пилот из него снова не смог выпрыгнуть.
Однако мое торжество было недолгим. Вот один из МиГов задымил и отвалил в сторону. Ближайший к нему «мессершмитт» резко сменил курс, пытаясь его добить. Но лучше бы он это не делал – второй МиГ, совершив невообразимую петлю, ушел от своего визави, мгновенно оказался в хвосте преследователя уже подбитого МиГа и щедрой порцией свинца угостил немецкого шакала. Это случилось практически надо мной, и было хорошо видно, как от кабины «мессера» отлетают куски плексигласа. Пилот подбитого МиГа как будто увидел, что его преследователь уничтожен, и выпрыгнул из самолета, уже начинающего гореть открытым огнем. Парашют раскрылся практически сразу, и наш герой медленно стал планировать в поле, как раз за той рощицей, в которой мы и прятались от немецких самолетов. А второй МиГ, когда его пилот убедился, что товарищ жив, снова совершил свою замысловатую петлю, вернулся на то место, где сражался с последним «мессершмиттом». Но тот к этому времени уже почти исчез из видимости, позорно сбежав, так сказать, с поля боя, и только вдалеке, на западе, виднелась еще некоторое время черная черточка, которая скоро скрылась в облаках.
Русский витязь, по-другому я его и назвать не мог, не погнался за врагом; вместо этого он заложил вираж и совершил круг, облетая своего товарища, который спускался на парашюте. Тот помахал рукой своему напарнику. По-видимому, это был какой-то сигнал, так как МиГ перестал кружиться вокруг парашютиста, опять заложил вираж и унесся в сторону аэродрома, возле которого раньше располагался штаб 11-й САД.
Как только это произошло, я вскочил на ноги, чтобы бежать к грузовику. Нужно было быстрее подбирать пилота-героя, а кроме «хеншеля» по этим буеракам не смог бы проехать ни один другой автомобиль. Не посылать же за сбитым летчиком танк. Только я повернулся, как тут же встретился со взглядом Шерхана, который стоял метрах в семи от меня, а прямо за ним маячила довольная физиономия красноармейца Синицына. Ребята тоже выбрали это место, чтобы наблюдать за воздушной схваткой, и сейчас стояли в эйфории от только что увиденной столь впечатляющей картины воздушного боя. Из этого состояния их вывел мой возбужденный возглас:
– Ну что встали, рты раззявив! Быстро в машину, и едем подбирать героя.
Ни слова не говоря, ребята повернулись и побежали к грузовику, я кинулся вслед за ними.
Из рощицы мы выехали, когда парашют был еще в воздухе, а к пилоту подъехали практически в тот момент, когда его ноги коснулись земли. Военлет еще гасил парашют, когда я, расставив руки, бросился к герою. За мной не отставая несся Шерхан. Когда летчик обернулся ко мне, я резко остановился от неожиданности, чуть не упав в объятия командира 11-й САД генерала Черных. При этом только и смог произнести:
– Петрович, ты!..
Вот чего-чего, а такой встречи я никак не ожидал. Это был мой товарищ, в прошлом великолепный охотник, прекрасный собеседник и веселый собутыльник, а еще командир мощной авиадивизии, но что при этом он еще пилот от бога – это не укладывалось ни в какие каноны. Несомненный факт, что генерал Черных отличный стратег, прекрасный организатор и хозяйственник, мудрый руководитель (эти понятия прочно сидели в моей голове). Но что он воздушный боец такого класса! Однако потом я вспомнил, что Черных – герой Советского Союза, и заработал свою звездочку не сидя в кабинетах, а воюя в Испании, за сбитые немецкие самолеты. Сам Петрович об этом не распространялся, но ходили слухи, что только под Мадридом он вогнал в землю двенадцать «мессеров». Да, мастерство не пропьешь, а в данном случае – не просидишь в мягких креслах, тем более я помнил, что Черных довольно часто делал тренировочные вылеты. Тогда мне казалось, что это очередная блажь генерала, так же как и охота, но сегодняшний воздушный бой показал, как я ошибался, и что Петрович – мужик еще о-го-го какой, несмотря на свои сорок два года.
Все эти мысли вылетели прочь из головы, как только он отстранил меня и произнес:
– Привет, Юрка! А ты как думал? Конечно, я! Не все же Черкасову спасать авиадивизию, мы тоже кое-что можем! А если серьезно, Юра, я очень рад, что именно твоя колонна сейчас стоит на шоссе. Все-таки мы не ошиблись и рисковали так не зря!
Я удивленно глянул на Черных – с каких это пор он стал делить людей по важности – к кому бросаться на помощь, а кого можно бросить на произвол судьбы? Он же всегда был правильный человек, и ему по большому счету было наплевать на чины, звания и регалии. Любой красноармеец, находящийся в затруднительном положении, мог рассчитывать, что генерал Черных протянет ему руку поддержки. Конечно, если при этом не будет приказа, что нельзя распылять силы и нужно сосредоточиться на жизненно важном деле. Если дело, к примеру, будет касаться судьбы страны – Петрович по трупам пойдет, но задачу выполнит. Именно на этой почве мы с ним и сошлись, а охота – она что, она просто поспособствовала, чтобы притерлись наши характеры.
