Прислушавшись к звукам на кухне, она пояснила:
– Соседка!.. Я Сашеньке купила музыкальный центр, тогда еще первый в городе, с кнопочками разными и лампочками! Так он громко включал, видишь ли!.. Вот и его крепости досталось. Об этом писали в нашей самарской газете.
– А здесь есть поблизости какой-нибудь замок?
– Конечно! – Вероника Викторовна распахнула дверь, крикнув сыну: – Саша! Танечка хочет побывать в настоящем немецком замке!
– Я думал, что мы поедем ко мне домой! – отозвался Алекс.
– Конечно, поедете! Я вас не буду держать.
После завтрака мама проводила их и даже расцеловалась с гостьей:
– Как я рада, что ты приехала! – Она взяла походную сумку Тани так, будто собиралась идти с ней по магазинам. – Мне здесь не с кем поговорить, сын живет в другом городе, с соседями я не сдружилась. Лежу целый день в своих стенах, уже фигуру потеряла… Прошу тебя, как приедешь домой, вышли мне записи русских птиц! В наших магазинах этого не купить.
3
Когда они приехали на квартиру Алекса, он первым делом кинулся к компьютеру: «Вот дом, который я хочу построить!» Игрушечный домик вертелся на экране, как кубик Рубика со всех сторон. Затем с него снялась черепичная крыша, и Таня увидела в холле рыжеволосую женщину в юбке и кофте, обтягивающей вздутую грудь; механическими шагами женщина прошлась по залу, с суровым лицом поднялась по лестнице на второй этаж в спальню, стуча по полу деревянными башмаками.
Таня внутренне засмеялась, как будто их застукала виртуальная жена Алекса.
– Если посадить наш дом на южном склоне, то крыльцо будет выше! – В глазах Алекса подслеповато отражался голубой свет.
Таня вспомнила, что в тайге избы ставят с подветренной стороны, чтобы снегом не заносило вход:
– Теперь я понимаю, как ты лепил свою крепость. Ведь это каждый кирпичик по размеру!
– Я еще рыцарей лепил в доспехах, с крестами на груди и гербами на щитах! – с гордостью сказал Алекс. – И пушки на стенах были с ядрами!
– Надо же, какой феодал вырос, – шутливо пожала плечами, – в Самарской художественной школе!
В квартире был невероятный для холостяка порядок. Каждая вещь лежала в строго отведенном месте. Первое время Татьяна даже боялась задеть или сдвинуть что-нибудь нечаянно.
– Покажи мне свои рисунки, – попросил Алекс. В последнем письме он настаивал, чтобы Таня взяла их с собой.
Она не хотела начинать день с просмотра рисунков, чувствуя в душе заторможенность от бессонной ночи. И все же подала папку. Он принял ее торжественно, словно верительную грамоту. Почти не вглядываясь, Алекс спешно переворачивал листы, как будто боялся, что слишком зачерненный тушью рисунок выскользнет из рук и пристанет жутким пятном к белой стене или к светло-бежевому дивану.
– Абстракция, – разочарованно произнес он. – Я больше люблю пейзажи.
– А я не люблю подстраиваться!
– Под зрителя?
– Горы, реки каждый видел и может сравнить: добавить или убавить. А здесь, – она закрыла папку, – только мое и все!
Алекс вынул листок наугад и осмотрел его внимательнее, шелестя картоном: на белом фоне плавали золотые ломаные квадраты с рыбьими хвостами, загоняя мысль в пустой угол листа. Ему стало неуютно, будто в его квартире поселилось странное и неопрятное существо.
– Как это к тебе приходит?
Девушка глянула в окно, на уличные фонари.
– Вечером в сумерках зажигаю свечу и вспоминаю, что случилось со мной за день.
Алекс ревниво следил за ее взглядом. Было видно, что он не верит ей, а в рисунках ищет какую-то скрытую нечестность по отношению к нему. И словно выказывая разницу в их искренности, признался:
– Я часто бродил по улицам, искал твои черты в других женщинах.
– Совпало что-нибудь?
– Твои глаза, например, – Алекс не сводил взгляда с абстрактных рыбок.
Ответ Тане не понравился. Подойдя к окну, она заметила на лоджии два велосипеда, из которых один был женский:
– Машину в гараже видела, – кивнула она на компьютер, – а велосипедов там не было!
– Остались от прошлых хозяев квартиры.
– Тоже эмигрантов?
– Да, – ответил Алекс и заметно повеселел.
Гостья из России захотела увидеть вечерний город, чтобы самой сравнить глаза здешних женщин.
Теперь машина показалась Тане более уютной.
Алекс завез ее в кабаре, где в зале кружились куклы в человеческий рост с лицами манекенов. Они выбрали себе партнеров для танца. Алекс водил свою тряпичную партнершу теми же шагами и тем же манером – с разворотами под прямым углом, – что были у компьютерной хозяйки дома.
Потом, сидя в баре, они подшучивали друг над другом.
– Тебе больше нравятся мужчины во фраках?
– Да, они так галантны! – сказала Таня, глядя на своего бывшего кавалера, одиноко кружащегося в углу зала. Она вспомнила своего бородатого дружка и как-то запростецки хмыкнула. Алекс щелкнул сухими длинными пальцами, словно подзывал кого-то:
– У нас одеваются проще: джинсы и свитер.
Таня подыграла ему:
– А ты предпочитаешь брюнеток в длинных платьях?
– У тебя красивые руки!
Оказывается, он украдкой наблюдал за тем, как осторожно касалась она пустых рукавов манекена.
На улице румяные женщины в народных костюмах предлагали им «глювайн» – теплое вино с пряностями, толстые лепешки, жаренные на сале, какие-то колобки из сырого мяса и прочую жуткую снедь.
Далее они поехали в кафе для художников. Здесь Алекс встретил знакомых. Восточные немцы дружелюбно приняли русскую девушку. Алекс предложил показать ее работы седому мужчине с трубкой. Но Таня отказалась, представив, как художник будет листать толстым пальцем ее рисунки, взлохмачивая их в свете мигающих софитов.
– Как тебе? – спросил Алекс, потягивая через соломинку коктейль. Он следил за каждым ее движением и улыбкой. Этот пригляд раздражал Таню.
– Шумно, – приблизившись к его уху, ответила она. – Ты тут часто бываешь?
Алекс кивнул неопределенно. Он хотел казаться веселым. Будто это был привычный для него холостяцкий досуг и только серьезность его будущих намерений окрашивало сегодняшний вечер легкой грустью.
Диджей, китаец с черной косой, отвернулся от зала, слушая музыку через наушники. Татьяна подошла к нему, весело улыбаясь: чего, мол, притаился? Увидев заинтересованную девушку, китаец перепрыгнул стойку. В зале захлопали.
Таня махнула краем юбки: «Русский фолк!»
Знакомая мелодия долго плелась через пень-колоду, уделанная тяжелым роком; мужской тенор честно пытался щадить русские слова, пока совсем не сломал язык. Таня вторила ему азартно и четко. Потом еще раз, тихо и нежно. Даже заботливо. Два голоса шли вместе, как будто инвалиду помогал переходить дорогу заботливый пионер! Немцы одобрительно восклицали, говоря что-то Алексу.
