– Нет, у него жар, – Лиля внимательно оглядела лицо рыбака. – Идемте в дом!
У берега стояла лодка с задранным мотором, в корме собралась желтая вода с обломками серого плавника. На дне лежала мокрая пустая сеть.
– Набери себе рыбы, – сказал Витька шоферу, кивнув на бочку возле дома.
Над рекой стояло серое марево, шел снег с дождем.
В домике было холодно.
– Сейчас печь растоплю!
Он приставил к полену большой нож и стал бить по нему ладонью.
– Поедем в поселок, – предложила Лиля.
– Нет. У меня улов протухнет!
– У тебя температура!
– Пройдет.
В печке затрещали тонкие лучинки.
– Оставайся со мной…
Вошел шофер с резиновым ведром, сделанным из автомобильной камеры:
– Стерлядку-то, поди, припрятал? – он растягивал слова, как бы вкладывая в них интонацию на разный случай: и задиристую, и простачковую.
Витя ничего не ответил.
– Снег усиливается, Лилия Михайловна! – кивнул шофер на окно. – Надо бы ехать.
– Поезжай, – сказал Виктор, – я передам по рации.
Шофер удивленно посмотрел на фельдшера, как будто уже понял, что она останется:
– Лилия Михайловна, что я мужу-то вашему скажу?
– Да что видел, то и скажешь, – ответил за нее Витька.
– Так вы едете?
Лиля покачала головой. Шофер попятился к двери:
– Вы что, Лилия Михайловна? – почти крикнул он с выпученными глазами. – Не зря, значит, в поселке болтают! Вам здесь свиданье, а мне только лещей отмазаться?
– Еще откроешь свой рот, – Витькино лицо озарило пламя из печи, – кострюка вгоню в глотку!
– Теперь я вижу, что ты больной!..
Но больше злить Витьку он не решился и выскочил из дома.
Слышно было, как машина разворачивалась, буксуя по рыхлому снегу.
Лиля считала себя умной женщиной и – как следствие того – холодной и расчетливой. Первое, чем она успокоила себя, было решение – добиться того, чтобы шофера перевели на другую машину.
Но больше она злилась на Витьку:
– Про мою шубу уже весь поселок слышал! – сказала Лиля так, будто теперь ей долго придется ходить в китайской куртке. – Давай ты больше не будешь напоминать мне о ней!
Еще злилась она оттого, что не могла долго оторваться от голого торса рыбака, когда он умывался в ручье, окатывая себя до затылка ледяной водой. Может, впервые в жизни она не сумела скрыть своего чувства, и даже открыто наслаждалась им.
7
За окном смеркалось, к домику ближе подступала тайга.
Витька зажег керосиновую лампу. Затем принес котелок, в котором тускло блестели чешуйчатые спинки мышиного цвета, перемежаясь с острыми загнутыми носами:
– Салман фиш!
Лиля придвинула лампу ближе, рассматривая живую рыбу. Фитилек поперхнулся, мазнув копотью стекло.
– Может, помочь? – предложила она, но потом брезгливо отпрянула: – Ой нет, я боюсь!
Рыбак привычно вспарывал ножом светлые брюшки, обрызгав кровью ладони, держал одной рукой рыбу под жабры, а большим пальцем другой руки вычищал содержимое живота. Казалось, что рыба умирала, любя его.
– Надо быстрее поесть! – сказал Виктор.
– Ты проголодался?
– Ночью некогда будет!
В душе шевельнулась тревога, но она верила в свои силы и даже хотела измотать их быстрее, страдая от холода, грязи в доме и шорохов тайги за окном.
– Боже, чайник-то какой! «Антинакипин» по нему плачет!
– Этот чайник год в тайге провисел на костровище, – поднял Витька голову, будто хотел устранить какой-то непорядок в доме. – От него до сих пор дождями пахнет!
Лиля достала из сумки ароматизированные салфетки и протерла ими ладони, всем своим видом показывая, что не чувствует себя здесь комфортно. Но не потому, что ей было холодно или неуютно, а из-за привычки к самостоятельности.
– Печка дымит!
– Сейчас глиной подмажу.
– Ты даже не подготовился!..
Когда домик нагрелся, она сняла куртку и вязаную шапочку. Расчесала волосы:
– Пропахну здесь дымом!
– Это смотря кому нюхать, – Виктор потрогал пальцами влажную глину на печке, от которой шел белесый дымок.
Его гостья опять натянула куртку, потому что рыбак слишком часто поглядывал на ее голую шею. Она озирала домик, сравнивая с тем, что хотела увидеть: низкий потолок, закопченные бревна, на нарах валяется спальный мешок и что-то похожее на подушку.
– Мне приходилось ночевать на разных лавках, – успокаивала она себя вслух, вспоминая свои поездки к больным, – в диспетчерских будках аэропортов, в билетных кассах речных причалов…
– На Севере-то? Это ты была вип-пассажиром, – засмеялся Витька, хлопнув себя по коленям. – Мне иногда приходилось в снег закапываться возле этих вокзалов!
В большой сковороде жарилась рыба, брызгая жиром на чугунную плиту. Виктор принес дров, припорошенных снегом. Потом ушел за водой, и Лиля долго вслушивалась в его удаляющиеся шаги, потом где-то звякнуло ведро и, кажется, пискнула птица.
Потом Лиля вздрогнула оттого, что с хрустом ожил чайник на печке. Она поняла, что уже достаточно проверила свои чувства в тайге, чтобы вернуться к прежней жизни.
– Мы будем говорить друг с другом всю ночь! – заранее предупредила Лиля, когда рыбак принес воду и потирал мокрые ладони.
– О чем? – присел он на корточки и спрятал под нарами топор.
«Действительно все ясно, – подумала она, – заигралась барышня!»
Витя наблюдал за ней с улыбкой, гордый своей мужицкой смекалкой. Ему не терпелось сделать что-то еще. Но не выказать внимание женщине, которая примчалась к нему сломя голову.
Он опять вышел из избы, и Лиля слышала, как шуршал песок под днищем вытягиваемой лодки. Она чувствовала настроение рыбака, будто он собирался уходить куда-то в ночь. Уж не на охоту ли собрался?
Когда он поставил сковороду на стол, Лиля достала из сумки фотографии:
– Посмотри, какое платье на мне было в Новый год!
Виктор взял их за краешек:
– Это ты, такая?..
– Какая? – засмеялась она, поправляя вырез свитера.
– Породистая!
– Но-но! – она ткнула кулаком ему в грудь. – Как про лошадь говоришь.
– Чего тогда, – легонько свистнул охотник, – рябчика подманивать?
– Тебя обманешь! – нарочно оговорилась она.
Глаза Витьки сверкали. Он даже не задумывался над тем: почему она осталась? Что она оставила и чем рискует? Он не спеша грыз стерляжью голову, привычно перекусив длинный гибкий хрящ.
