Они действительно выглядели несколько иначе, нежели та россыпь, которую Головешка, воспользовавшись тем, что все рапанги гуляли на нашей с Рейчел свадьбе, насобирал в руинах. Нет, снаружи они были точными их копиями, но от наших камней, казалось, исходил какой-то особый свет. Причем невидимый, поскольку в темноте они не светились вовсе.
– А каково их название? – поинтересовался Блез. Который выглядел так свежо, как будто и не трясла его всего-то пару дней назад, как он сам выразился, лихоманка.
Все-таки замечательная вещь – целебный перстень Прежних! Главное, узор из камней на нем не перепутать. Или нечаянно его не сбить.
– Название? – Гаспар задумался. – А какое же у них название? В голове вертится, но припомнить не могу. Ага, кажется, вспомнил – элекиты! Нет, ну точно элекиты! Кстати, уж не связано ли название именно с ней? – И он указал подбородком на лежавшую в лодке статую богини Элекии, на чью торчащую вверх руку Гаспар надел свою шляпу, опередив меня с моим арбалетом.
Лодка, которую мы обменяли у рапангов на три пироги, была намного больше в размерах. И потому все наши сокровища уместились в ней разом. Правда, места оставалось не так уж и много, и потому я был весьма доволен тем, что те сокровища, которые достались нам на О, места не занимают.
– Головешка, – обратился к тому Гаспар, – если дело пойдет так и дальше, становиться пиратом для тебя потеряет всякий смысл. Мы уже богаты, пусть и не баснословно, а впереди нас ждет еще несколько островов. На которых, поговаривают, сокровищ еще больше.
– Разве же дело в деньгах? – вздохнул тот.
– А в чем тогда?
– Ну как это в чем? – Тед посмотрел на Гаспара, и взгляд его ясно говорил: ты как будто бы не глупый человек, так почему же я должен объяснять тебе такие элементарные вещи? – Смысл в том, что море, шторма, сражения… Ну и конечно же сокровища. Только не в том смысле, что они сокровища, а… – он задумался, подбирая слова.
– … а в том, что они огромные сокровища, – ухмыльнулся Блез.
– Вот тебе смешно, – повернулся Головешка уже к нему. – Но ты сам представь: стоишь ты на мостике своего корабля, а вокруг море синее-синее, небо голубое-голубое…
– …и тут на мостик поднимается твоя возлюбленная: одноногая, одноглазая и с крюком вместо одной руки лысая пиратка, – снова вступил в разговор Гаспар. – Вы обнимаетесь с ней, наблюдаете за тем, как садится в море утомленное за день солнце, украдкой утирая слезы, выступившие от осознания полноты жизни.
– Далась же тебе эта одноногая пиратка! – поморщился Тед. – Тут ведь что главное – любовь! Нисколько не сомневаюсь, что Лео по-прежнему будет любить Рейчел, даже если она вдруг останется без глаза, ноги и у нее выпадут все зубы.
– С чего это вдруг у меня выпадут все зубы и я останусь без глаза и ноги?! – возмутилась девушка.
– Ну как же: ведь ты собралась ко мне на корабль квартмейстером, – пояснил тот. Причем сказал он таким тоном, будто Рейчел долго его упрашивала, пока Головешка наконец не поддался ее горячим уговорам. – И в бою может случиться всякое. А уж зубы на корабле от цинги потерять вообще легко.
– Когда это я к тебе собралась?! И что это такое вообще: квартмейстер? – Последний вопрос она задала с подозрением, явно не понимая значения этого слова, и потому держала наготове золотой слиток, чтобы при необходимости тут же треснуть им Теодора по голове.
Тед открыл рот, но мы услышали от него совсем не то, что ожидали.
– Там что-то не так, – глядя куда-то в сторону, заявил он.
Всегда поражался этой его особенности: зрение у него самое обычное, но зачастую он обнаруживает опасность куда раньше меня. Наверное, все дело в его совсем не геройском характере.
И верно: из-за очередного острова, который нам приходилось посетить на пути в Виргус, показалось несколько заполненных туземцами длиннющих пирог. Хуже всего было то, что курс они держали прямо на нас, а приближались стремительно. Наша лодка, будь она даже пустой, а все мы – профессиональными гребцами, ни за что бы не смогла потягаться с ними в скорости. А уж то, что была она переполнена сокровищами, а весел имелось всего два, вообще не давало нам никаких шансов. Все это понимали отлично, и потому через какое-то мгновение в сторону туземцев смотрело пять арбалетов. Затем Головешка вспомнил, что его арбалет безнадежно испорчен, вздохнул, и положил оружие на дно лодки.
Гребцы были сплошь молодые мужчины в боевой раскраске. Именно в боевой, и об этом я мог судить смело. Туземец, покрывая мое тело узорами перед обрядом бракосочетания на Папайо, одновременно объяснял, в чем разница между обычной, праздничной и боевой раскраской.
– Вот смотри: если я к этой линии добавлю завитушку влево, – говорил он, одновременно нанося мне на грудь саму линию, – она будет обозначать, что ты жаждешь мести.
– А если вправо?
– Вправо – тоже месть, но более сильная.
– Так что, месть бывает разной?
– Конечно же! Есть обычная, когда ты врываешься во враждебную деревню, забираешь скот и все что тебе приглянулось, пользуешь их женщин, но никого при этом не убиваешь.
– А если пострадавшие, не желая, чтобы у них забирали скот и пользовали их женщин, кого-нибудь убьют?
– Перед этим они обязательно должны сделать завитушки вправо. Но обычно до этого не доходит. По крайней мере, на моей памяти такого точно ни разу не было. Мстя, они тоже рисуют завитушки влево, приходят к нам, забирают наш скот и пользуют наших женщин.
– А женщины что? Как они все это переносят?
– Кто как, – пожал он плечами. – Кто нормально переносит, а кто уходит вслед за мстителями.
– Зачем они уходят? – не понял я.
– Как это зачем? – удивился моей бестолковости раскрасчик. – Потому что теперь им есть с чем сравнить и сделать выбор.
«Странные обычаи, – подумал тогда я. – Но не мне их судить, ведь любой из них складывается столетиями, исходя из местных реалий. Но если бы кто-нибудь попытался пользовать Рейчел, я бы без всяких завитушек и ему, и всем остальным мстителям головы снес».
У гребцов в несущихся прямо на нас пирогах, завитушки были в обе стороны, и так далеко мои познания не распространялись. Глядя на их суровые, полные решительности лица, какими те всегда и бывают перед битвой, я решил действовать. Для начала забрал у Рейчел арбалет, а саму ее уложил на дно лодки.
– Даже не высовывайся!
Затем сунул ее арбалет в руки Головешке. Вернее, попытался сунуть. Потому что Головешка неожиданно поднялся во весь рост и громко крикнул, для надежности стукнув себя кулаком в грудь:
– Я – Неустрашимый Золотоходец Тед!
Как и обычно в критической ситуации, голос у него сорвался почти на визг, но разобрать слова все-таки было можно.
Теоретически сработать это могло. Рапанги отнеслись к Головешке без должного уважения, хотя слухи о судьбе гигантского крокодила и спасителе папайцев Неустрашимом Теде донеслись до них мгновенно. Но, их вождь заявил:
