«Седьмой километр», о чем неоднократно упоминалось на разоблачительных ресурсах экс-советника главы СБУ Станислава Речинского, служил узлом оптового распространения наркотиков не только по Украине, но и в Восточную Европу. Нельзя сказать, что тема контрабанды не звучала в ходе баталий в Раде и вокруг нее. Нельзя сказать, что имена воротил не всплывали в интернете: на форуме портала ОРД С. Речинского можно было найти, в частности, имя того конкретного «профильного менеджера», который в конгломерате Коломойского отвечал за данное теневое направление. Тем не менее, такие персонажи не фигурируют в многочисленных досье на украинских олигархов, которые ломятся от информации о связях, недвижимости и оффшорах; даже когда действующий глава СБУ 3 ноября этого года перечислил состав «ОПГ Коломойского», имя его «главы наркодепартамента» названо не было.
Если умолчание украинских чиновников и политиков можно понять, учитывая вышеназванный шлейф смертей после событий, то почему набрали в рот аналитики из множества трансатлантических НПО – хотя эксцессы батальонов портят имидж проекта демократизации не меньше, чем смущающие Европу знамена со свастикой?
Ответ подсказывает еще один эпизод из постмайданной истории. Спустя несколько недель после одесской трагедии портал «Киберберкут» обнародовал переписку Игоря Коломойского с прокурором Львовщины, где выражалось беспокойство по поводу некоего плана госпереворота, готовящегося партией «Свобода». Коломойский ссылался на собственных хакеров, вскрывших переписку группы генералов, в числе которых было двое руководителей разведывательных ведомств. План состоял в срыве выборов в Раду путем организации беспорядков, и их переноса на декабрь 2014 года с продвижением в президенты Олега Тягныбока. Генералы утверждали, что тогдашний глава СБУ Валентин Наливайченко на их стороне, и что их действия непосредственно согласованы с директором ЦРУ Джоном Бреннаном. Самым пикантной – и возможно, самой актуальной для Коломойского – деталью было упоминание в одном ряду с этими именами также спонсора с инициалами ККИ, за которыми угадывался Игорь Игоревич Кривецкий.
Скандал был замолчан, однако судьба соперничающих сторон предполагает, что в кругу кураторов не обошлось без «оргвыводов». Партия «Свобода» была вытеснена на политическую обочину, потеряв свои административные завоевания: посты генпрокурора, министра сельского хозяйства, главы «Укрспирта». Имидж Коломойского также поблек: от Днепропетровска в Раду прошли его соперники; Минэнерго потребовало возврата долгов нефтяных компаний; а в Израиле, где глава «Привата» числился привилегированным спонсором реставрации Старого города Иерусалима и чуть ли не пионером реконструкции Третьего Храма, его имя теперь звучало редко и в нейтрально-брезгливой коннотации; этой осенью, когда прокуратура Украины обрушилась на его клан, правозащитные СМИ не возопили об антисемитизме. И само собой, экс-партнёры Виктора Януковича после этого откровения «Киберберкута» были полностью лишены права на реабилитацию, а самые информированные из них скончались «сами по себе».
«Лебединой песней» Валентина Наливайченко, пытавшегося выстроить новую партийную структуру, но потерявшего должность главы СБУ, стала публикация сведений об оффшорных компаниях, связанных с окружением президента Петра Порошенко – за пять дней до эксцесса с бомбой у Верховной Рады. После годичного перерыва старая заокеанская «верёвочка» задергалась снова – что характерно, как раз в период, когда услуги Джона Бреннана, в первую очередь – его связи в монархиях Персидского залива, вновь оказались остро востребованы в Белом Доме.
Европа: а почему именно сейчас?
То, что украинские кланы получают поддержку из конкурирующих кабинетов в Вашингтоне, не является секретом как минимум с того момента, когда в YouTube был распространена запись беседы помощника госсекретаря Виктории Нуланд с послом Джеффри Пайеттом, коему доходчиво разъяснялось, что опорная фигура в Киеве – это «Яц», а вовсе не «Клич». Подобные диалоги, отражающие американские «тёрки» и «разборки», происходят по поводу разных стран-мишеней. Причём разногласия характерны особенно для тех случаев, когда страна-мишень располагается на важном перекрестке теневых потоков.
Один из отпрысков саудовского семейства в конце октября 2015 года был задержан в аэропорту Бейрута с грузом наркотиков. Ливан также был объектом «цветных» сценариев, последний стартовал в августе того же года, однако «затух», а вашингтонское недовольство местным правительством вдруг сменилось необыкновенным фавором: вопреки жесткой экономии военных расходов (повлекшей даже преждевременный вывод авианосца «Гарри Трумэн» из Персидского залива), Ливан получил срочную финансовую и оружейную поддержку. Внешним поводом была война в Сирии, но что в действительности больше интересует американских опекунов: судьба их «умеренных» протеже или контроль, например, над долиной Бекаа, – остаётся предметом умолчания. Франция, в сферу контроля которой после распада Османской империи входил Ливан, время от времени вбрасывает собственные сценарии в регионе, к которым в Вашингтоне разные группы – или, употребляя, наконец, более адекватный термин «кланы» – относятся неодинаково.
Так было с инициативой наземной операции в 2013 году, которую усердно «вентилировал» глава МИД Франции Лоран Фабиус. Предметом его особой опеки был опальный бригадный генерал Манаф Тласс, сын тихо скрывшегося во Франции весной 2011 года экс-министра обороны Сирии Мустафы Тласса. Тогда сценарий был снят с повестки дня после вмешательства России, но отказ Вашингтона от наземной операции созрел раньше – после того, как большинство парламента Великобритании отклонило операцию. Во французской прессе писалось, что семейство Тласс, которое торгует сахаром и «сопутствующими товарами», слишком тесно связано с корпорацией Dassault, что и занервировало британскую сторону. Затем поступило уточнение: прежде чем лоббисты в Палате общин определились с позицией, свое возмущенное слово сказал гражданин Саудовской Аравии туркменского происхождения Аднан Хашогги, посредник в сделках конкурирующей BAE Systems.
В свою очередь, британские официальные лица периодически засвечиваются в конфликтных эпизодах в регионе Балкан. Весной того же 2013 года вспыхнули и скоропостижно угасли волнения в Боснии. На поверхности были застарелые межконфессиональные распри. Местная пресса называла среди спонсоров бунта министра безопасности БиГ, строительного магната Фахрудина Радончича. В Боснии он имеет репутацию младшего партнера косовара Насера Кельменди, одного из крупнейших наркоторговцев в бывшей Югославии. А на уровне европейского чиновничества симпатии к данной стороне конфликта проявила тогдашняя глава внешней политики ЕС леди Кэтрин Эштон.
Весной 2015 года через британское посольство подстёгивалась попытка смены власти в Македонии, где триггером протеста стала «зачистка» полицейскими албанской вооруженной группировки в городе Куманово. Накануне этого инцидента слухи о перевороте бродили и в Косово, где был раскрыт план нападения бывшего отряда ветеранов КОА на местную тюрьму. Действительно, план «принудительной ротации элит» распространялся и на мусульман: одновременно распространялся имущественный компромат на муфтия Македонии; ему напоминали, что он не прошел люстрацию в 1990-х (эта процедура в регионе распространялась и на духовенство). Поверхностная версия о связи волнений с российским проектом «Турецкого потока» никак не объясняла ни «наезд» на муфтия, ни косовский сюжет. Зато репутация города Куманово в бывшей Югославии – примерно такая же, как репутация Одессы на Украине: здесь пересекаются потоки как героинового, так и кокаинового импорта и дистрибуции.
