– Вот! Двадцать евроцентов. – Она протянула монетку Барабашке.
Тот в мгновение ока слизнул монету и проглотил ее.
– А по вкусу, как наш червонец. И не отличишь!
– Откуда дровишки? В смысле валюта? – поинтересовался Змей.
– Да, – Францевна пренебрежительно махнула ручкой, – позавчера в Финляндию моталась. На шопинг.
– Мало тебе нашего городка стало, ты на соседнюю страну замахнулась?
– Да не, я так просто, размяться по обмену опытом. У наших там что-то типа конференции было по поводу большого наплыва Питерских любителей шопинга.
– Ну и как вам местная публика? – спросил Барабашка. Он ведь дальше Питерского центра и не выезжал никогда. Но и в Финляндии наверняка барабашки водятся. Вот бы поглядеть на них.
– А никак! Одним словом – деревенщина!
– Это понятно, у них там вся Финляндия, наверное, по населению – как наш городишко, – заметил Змей, гордо оглаживая усы. Будто это его прямая заслуга, что город в последние годы растет, как на дрожжах.
– Ну да! И представьте, какая толпа народу в эту деревню от нас валом валит. Особенно на распродажи. А у них, у бедняг, на всю деревню только пара светофоров. Даже неинтересно. И вывески везде понятные. Как тут запутать, да еще нашего ушлого горожанина?
– Ну, вы им, конечно, показали мастер-класс? – Барабашка очень переживал за Францевну. А вдруг обмишулилась и деревенским носы не утерла?
– Еще бы! – гордо заявила Францевна. – Показала им пару фокусов.
– Расскажите, расскажите. – Барабашка от нетерпения даже когти выпустил.
– Я у них в деревне светофором побаловалась.
– Жумейкиным, что ли, нарядилась и за кнопку села? – неодобрительно поинтересовался Змей.
– Бросьте! Мне, чтобы светофором баловаться, никакая кнопка и фуражка не нужны. Это я так только, у нас, для форсу. Ну, вы понимаете?
– Для форсу, понимаем, – успокоился Змей.
– Я со светофорами всегда дружу и без кнопки. Они ж от электричества работают, а я сам – электричество! – При этих словах Францевна мигнула глазами. Сначала красным, потом желтым, потом зеленым.
У Барабашки от такой красоты аж дух захватило.
– Я им всего-навсего светофоры на перекрестке со всех сторон красным включила. Они ж дисциплинированные, на красный свет не едут. Стоят гудят, полиции боятся. Наши тоже не у себя дома, шибко не борзеют. Вместе с финнами стоят в пробке и возмущаются. Местная деревенщина от восторга аж ногами дрыгала.
– Представляю, – восхитился Барабашка. – А ты Змей, почему в Финляндию не едешь? Или там твоей клиентуры нет?
– Есть, конечно! Только она не моя, а братишки моего родного. Он у них на всю Финляндию один работает. Зато как! Финны его побороть ни за что не могут. Даже сухой закон объявляли. Так он тогда своих клиентов полными автобусами нам сюда поставлял. А от нас их вез, что твои дрова. И не просто, а с запасами и самогонными аппаратами. Лихой у меня братец, я вам скажу. Очень лихой. Так что мне его учить нечему. А работы у меня и здесь хватает.
Но я вам скажу, молодежь сейчас пошла – ни во что не верят!
– Молодежь всегда ни во что не верит, – со вздохом согласилась Францевна. – Пока пообживутся, пока пообтешутся.
– Ага! – возмутился Барабашка. – Сами ни во что не верят, а детей своих бабайкой пугают. Если ребенок хоть раз того бабайку увидит, он икать потом всю жизнь будет!
Барабашка так разнервничался, что сидел уже на коленях Францевны печальным мальчиком в аккуратной цигейковой шубке и рыжих вязаных рейтузах. Из рукавов шубки на бельевых резиночках свисали такие же рыжие рукавички, а на голове Барабашки красовалась рыжая шапочка с помпоном.
– А ты чё? Видел бабайку этого? – взволнованно спросил Змей. Видимо, ему передалось возбуждение Барабашки.
– А то! Только мы с ним и боремся, со сволочью. Только мы, барабашки. На переднем крае между деточками и бабайкой. Таких родителей, которые детишкам на ночь ночничок включают, раз, два – и обчелся. Остальные запугают ребенка сначала как следует, а потом еще ему и свет вырубят да дверь закроют. Ну кто еще ребенка после этого баюкать будет?
– Ты?
– Я, конечно! Котом прилягу рядышком, потарахчу и все – спит пацанчик! И не писается ни минуты!
– А как ты ко всем-то успеваешь? – изумилась Францевна.
– Делюсь. Я ж везде.
Змей уважительно посмотрел на Барабашку, а Францевна обняла его и стала тискать.
– Вот много в нашем городе барабашек, а я только тебя одного люблю. Самого умного и доброго, – приговаривала она, гладя ему спинку.
Барабашка тут же успокоился и опять заурчал котом. Только рыжий помпон у него на голове остался.
– Чего-то давненько гражданки Симагиной не видно, – заметил Змей, меняя тему.
– Так она дворниками руководит, средства малой механизации к зиме готовит, – пояснила Францевна. – Без нашей феи губернатору со снегом ни за что не справиться!
– А мне она нравится, – мечтательно произнес Змей.
– Кто? – решил уточнить Барабашка, а то не поймешь этого Змея – то ему Францевна нравится, то фея. А может, и не фея.
– Губернатор наша. Кто ж еще?
– А разве не она весь город снегом завалила? Я в газете читал, – удивился Барабашка.
– Глупости это все. Снегом город завалил, сами знаете кто. И снега ничуть не больше, чем раньше, – со знанием дела пояснила Францевна, и Барабашка ей сразу поверил. – Просто раньше машин меньше было, а дороги тоже не чистили. Сейчас гораздо больше чистят. Гораздо больше! Город-то вырос, а снег этот мало собрать, его ж увезти куда-то надо. А у них во всем губернатор виновата. Говорят, что при Советах лучше чистили. Дураки какие!
– А я помню Невский да Литейный завсегда чистили, – заметил Змей.
– Эк удивил! Их и сейчас чистят. И Большой наш, и Пушкарскую, и Каменноостровский чистят не хуже, чем раньше. А вот на Гатчинской как была колдобина на колдобине, так и сейчас. Да что там Гатчинская! Вы в Купчино поезжайте или на Гражданку. Там испокон веку люди ноги ломают по дороге к метро. Товарищества эти, тэ-сэ-жэ которые, вокруг своих домов снег не чистят, хотя денег за дворников с жильцов берут. И что прикажете губернатору делать? С лопатой стоять?
– А ей бы пошло! – У Змея загорелись глаза, и пиво выплеснулось на снег.
– Ее и за новоделы в центре ругают. – Барабашка вспомнил, чего еще в газете про губернатора прописали.
– Ну да! Как будто в других городах в центре новоделов нет! – возмутилась Францевна. – И в Хельсинки есть, и в Лондоне. Да что там в Лондоне! В Париже. Одна пирамида только при входе в Лувр чего стоит. Тоже ругали, ругали, а теперь внесли в список достопримечательностей.
