– Ну это простейший, примитивный пример. А кто может знать судьбу человека, его будущее, например, разлуку с любимым?..
– Кроме самого Бога, ты хочешь сказать, да? – рассмеялся Валентин. – Галя, не глупи!
– Ну ладно, не буду, – нарочито легко, с чуть заметной улыбкой на губах пообещала девушка, но было ясно, что она осталась при своём мнении.
Дома никого, кроме сестёр, не оказалось: отец ушёл попроведать Шороховых, а мать, объяснила Ксения, у Ермолиных, должна на минуте вернуться.
Галина расспрашивала Ксению, в каком классе учится, какие у неё оценки по разным предметам, старалась завоевать симпатии всех Третьяковых, и взрослых, и детей. Лиза вначале с любопытством и робостью приглядывалась к гостье, но ей тоже хотелось обратить на себя внимание, пообщаться, искупаться в счастливом сиянии, излучаемом ласковыми глазами незнакомой красивой тёти, и она охотно, с радостью приблизилась к Кузаковой, когда та подозвала её, прижалась к коленям девушки и, поощряемая поглаживаниями по голове, прощебетала, что ей уже шесть лет, что она ещё не учится, но уже умеет читать и считать, что сама шьёт кукол и любит рисовать цветными карандашами. Поскольку всё самое главное о себе она скоренько рассказала и нечем больше было удивить, заинтересовать гостью, Лиза вдруг решила поделиться сокровенным, тем, что носилось в грозовом воздухе третьяковской квартиры:
– А мы скоро уедем отсюда, – и для большей убедительности добавила: – насовсем!
– Да?! Вот как?! Это почему же?! И – куда?! – взгляд Кузаковой вмиг стал по-шпионски острым, воровато метался от лица девочки к лицу Валентина. Галина заподозрила его в неискренности и зорко следила, чтобы он каким-либо знаком не попытался заткнуть рот бесхитростной младшей сестрёнке. А та по явному испугу Кузаковой и насупленному виду брата и старшей сестры сообразила, что сболтнула лишнее, и пролепетала:
– А я не знаю.
– Да глупости это, Галя! Что ты её слушаешь? – кинулся успокаивать девушку Валентин. – Возможно, переедем в город. Гурьев обещал. Но вообще-то, всё это на воде вилами…
– Да? В город? В Якутск? И – что? – не унималась, не упускала нить пристрастного расследования Галина. – Есть вакансия, что ли?
– Я же говорю: пока ничего конкретного. На воде вилами… Скорее всего здесь и останемся.
– Да оставь ты эти вилы! Заладил! – оскорбилась Кузакова. – И перестань врать! Я не дурочка, поняла, что вы настроились бежать отсюда куда подальше.
– Галя, мы об этом потом поговорим, хорошо?
– Ну что ж, ладно.
Пришла Степанида Мелентьевна, познакомилась с Галиной, усадила всех за стол чаёвничать, была любезна с подружкой сына, а когда вышла провожать. Кузакова вдруг с плачем обняла её и разрыдалась.
– Неужели вы уезжаете? Ведь мы с Валентином полюбили друг друга.
Степанида Мелентьевна тоже прослезилась.
– Уж как Господь Бог, милая. Ты мне по сердцу пришлась, но всё в Его власти, мы, как слепые кутята, не знаем, что ждёт нас завтра или даже через час. Он всемилостив, может, всё устроит к лучшему. Я буду молить Пресвятую Деву Марию и Николу Угодника, и самого Христа за вас.
По дороге в город шли молча. Их и тяготило это молчание, мрачное, тяжёлое, как неопровержимый признак взаимного отчуждения, и нарушить его не было сил.
– Так ты что же, – наконец заговорила оскорблённая в лучших чувствах девушка, – неужели хотел до самого конца экзаменов скрывать от меня, что вы уедете отсюда навсегда?! Или вообще думал тихомолком скрыться с моих глаз?!
– Как тебе не стыдно?! – обиделся юноша. – Как ты можешь думать и говорить такое?! Подозревать меня в такой подлости?!
– Но ведь скрывал же!
– Во-первых, ещё не решено окончательно, возможно, останемся, а во-вторых, не хотел раньше времени тебя огорчать.
– Та-ак… И когда же ты намеревался поставить меня в известность?
– Перед твоим отъездом домой.
– Честное слово?
– Честное слово.
– И всё равно неправильно. Глупо. Ты не должен ничего от меня скрывать, потому что… Не имеешь права, понятно?
– Понятно. Я во всём с тобою согласен, только не сердись.
И опять надолго замолкли. Вот кончился сосняк просеки, перед ними открылось луговинное пространство, а за ним – строения города.
– Тяжело на сердце, – промолвила Галина. – И страшно. Жить неохота.
– Ну что уж так-то? – попытался ободрить её Валентин.
– Не надо. Помолчи. Никто мне сейчас не поможет.
– Может, сходим в кино?
– Нет. Лягу спать пораньше. Врачи говорят, что сон лечит от многих болезней, в том числе и от сердечных.
10 июня Валентин сдал экзамен по основам марксизма и вечером пригласил Галину в кино. Она грустила, была вялой, её руки не отвечали на ласку. Это огорчало Валентина, и он тоже вместе с нею хандрил. А через пять дней, на зональных соревнованиях, когда Валентин занял второе место в беге на десять километров, Галина, радостно-возбуждённая, поздравила его с успехом, смеялась и пожимала ему руки. Да и как было не взбодриться, не развеселиться на людях, при таком огромном скоплении народа, когда вокруг столько улыбающихся, счастливых лиц, когда кажется, что для уныния нет и не может быть никаких причин?! Да, именно этот праздничный день растормозил Кузакову, и она вновь стала живой, разговорчивой, обаятельной и смотрела на своего кавалера призывно, ликующе, с лукавинкой-усмешинкой на полноватых губах. С радостью согласилась сходить вечером в кино и потом, в темноте кинозала, тискала руки Валентина чересчур крепко, как бы даже с отчаянием, словно страшась, что её вот-вот лишат наслаждения, ставшего уже привычным. Более того, она позволила себе такую неожиданную для юноши вольность – притянула его руки к себе и положила их на свои колени!.. Да не просто положила, крепко прижала, чтобы он почувствовал тепло её бёдер. А потом поощряющими движениями настояла на том, чтобы кавалер сделал ответное действие. Юноша уступил желанию девушки, приголубил её руки на своих коленях, однако же подобное поведение покоробило его. Впрочем, Валентин тотчас оправдал Галину и заклеймил себя: ведь он, собственно говоря, предатель, готов бросить любимую девушку и уехать с родителями из Якутии, потому бедняжка и теряет чувство меры. Ему ли привередничать! Обещал жениться – ни много ни мало! Какая подлость!.. Что же делать?.. Есть ли удовлетворяющий их обоих выход из этого клубка проблем?!
Зимой Третьяков проводил бы Кузакову до крыльца общежития и – в свой корпус, а в июне хоть всю ночь гуляй по городу, тепло, светло, просторно, любо. Приличного парка в Якутске не было, влюблённые парочки облюбовали стадион, вход куда не закрывался никогда, устраивались на верхних сиденьях, чтобы весь амфитеатр – огромное вместилище скамей – можно было окинуть одним взглядом и увидеть, не приближается ли кто к тебе, и пообщаться спокойно, побыть наедине с дорогим человеком.
