С этим отчётом наряду с другими Фёдор познакомился в Чите. Там приводилась экономика золотодобычи и та вводная часть про открытие Золотого Алдана артелью Бертина, которую раскритиковал Фишкин: «В апреле 1924 года правительство ЯАССР приняло решение о создании Якутского государственного золотопромышленного треста (Якзолтреста), – с трудом разбирая почерк Закатова, медленно читал Фишкин, – директором которого стал якут П. А. Харитонов. В ноябре того же года Якзолтрест реорганизовали в трест «Алданзолото».
– Ты хоть как-то систематизируй свои выписки. Хорошо, я знаю эту проблему, а если твою тетрадь возьмёт кто-нибудь другой, без бутылки ничего не разберёт. Писать надо так, чтобы все понимали. Эти материалы могут потребоваться через пять лет, а может, даже через двадцать, и что? Снова поднимать старые отчёты?
Затронутая тема открытия и освоения Алдана оказалась интересной, и, недолго поворчав, Фишкин полистал его тетрадь и, вернув хозяину, снова стал рассказывать:
– Возможность пополнить бюджет республики за счёт золотодобычи первым увидело якутское правительство, куда территориально относился Алданский округ. Но на лакомый кусок, как всегда бывает, нашлись люди, захотевшие прибрать его к своим рукам.
По словам Фишкина, руководство соседнего Дальневосточного региона стало требовать, чтобы им передали Алдано-Тимптонскую золотоносную зону. Получив Алдан, дальневосточники хотели образовать Алдано-Зейский горный округ в составе Амурской губернии. Правительство Якутской республики увидело в этом ущемление своих экономических и политических интересов и обратилось в ЦК партии с предложением командировать специальную комиссию, которая разобралась бы с притязаниями соседей. До Центра уже дошли сведения о новом Клондайке, открытом на Алдане, поэтому обращение якутского правительства оказалось своевременным.
Эту задачу поручили решить чрезвычайному представителю ЦК ВКП(б) Сергею Александровичу Балтину, отправленному в Якутию в качестве третейского судьи. Балтин быстро разобрался с проблемой и даже пошёл дальше, чем от него требовалось. Кроме добычи золота требовалось определить перспективы Алданского района. Поэтому уже в 1925 году туда направили экспедицию геолога Зверева. Обследовав бассейны рек Селигдар, Томмот, Куранах, Зверев обнаружил ряд новых золотоносных районов. Это позволило опровергнуть бытовавшее в то время мнение, что крупных месторождений золота на Алдане не осталось. В первые годы разработки россыпи ключа Незаметного объёмы добычи оказались просто фантастическими.
– Прикинь, – вошёл в раж Фишкин, – на Бодайбинских приисках один рабочий добывал один фунт золота в год, а на Алдане артель из пяти старателей намывала семь-восемь фунтов в день. На Алданских приисках отработали свою технологию учёта и контроля металла. Старательская артель два раза в день сдавала добытое золото смотрителю, который опускал его в металлическую кружку, закрываемую на замок, а вечером в присутствии всех артельщиков кружку вскрывали. Из добытого металла двадцать процентов сдавалось государству, а восемьдесят возвращалось золотарям. Ежесуточно старатель зарабатывал в среднем пятьдесят рублей. По тем временам это оказалось несказанно много, и молва о Незаметном мгновенно распространилась повсюду.
Как рассказал Фишкин, сотни людей туда устремились со всех концов страны и даже из-за границы, почуяв запах наживы. Среди них встречалось немало уголовников. По сообщению одного источника, за два месяца 1925 года на Алданских приисках произошло около ста убийств, ограблений и краж. Но больше всех преуспели китайцы и корейцы, составлявшие более одной трети старателей. Они просачивались в Россию, используя «дырки» в границе. Основная масса китайских старателей работала честно и лучше русских, но среди них попадались нечистые на руку. По сути, китайцы хищнически грабили наши недра, перекачивая золото за кордон. Хищение золота существовало во все времена, а в годы становления золотой промышленности страны утечка драгоценного металла стала настоящим бичом. Предполагают, что при ежегодной добыче в пятьсот пудов потери составляли не менее трёхсот, а в отдельные годы за границу утекало до восьмидесяти пяти процентов.
– И что, невозможно было депортировать китайцев на их историческую родину? – спросил Фёдор.
Фишкин грустно усмехнулся.
– Наверное, можно, но, как часто случалось в нашей истории, решили по-другому. Если верить воспоминаниям одного ветерана, недавно напечатанным в местной газете, несколько сотен китайцев собрали на Алданском стадионе «Труд» и под усиленной охраной продержали несколько дней, а в одно прекрасное утро все они куда-то исчезли. Больше их никто не видел. Тот ветеран в то время был мальчишкой и за хлеб выменивал у них разные безделушки.
* * *
В «пазике» места хватило всем. Сзади, под самый потолок, загрузили оленьи сумы и баулы с пробами и полевым бутором. Туда же затолкали огромные тюки китайских торговцев, которые по сравнению с геологическим снаряжением громоздились необъятными глыбами. Фёдор с Аней сели на переднее сиденье возле двери. Рядом с ним расположился весь его отряд, а возле своих тюков скромно примостились китайцы. Как на подбор, все они были невысокого роста, худощавыми и темноволосыми. Самым крепким оказался переводчик Ким – высокий круглолицый молодой человек со слегка раскосыми глазами и густой шапкой чёрных волос. По внешности он напоминал представителя тюркской расы, но, как рассказал Фёдору этот китаец, в его роду были корейцы. Ещё в детстве у парня проявился интерес к древней культуре Поднебесной, и он самостоятельно выучил китайский язык.
К своему удивлению, среди китайцев Фёдор увидел женщину лет тридцати или чуть постарше, одетую в светлую кофточку, тёмный пиджак из грубого материала и такие же чёрные брюки. В ушах поблескивали простенькие серебряные серьги, выглядывавшие из-под чёрных как смоль волос, заплетённых в косичку.
Тина, как представил её переводчик, оказалась женой Яна, мужчины со взлохмаченной шевелюрой, в мятом, словно пожёванном, тёмно-синем пиджачке. На лице у него проглядывала редкая щетина, придававшая неряшливость. По внешнему виду мужчины казалось, что тот с глубокого похмелья. Тут глаз у Фёдора был намётанным и он редко когда ошибался.
Красавицей Тину никто бы не назвал, но в ней чувствовалось что-то привлекательное, невольно заставлявшее обращать на неё внимание. Живые чёрные глаза будто пронизывали насквозь и в то же время смотрели очень доброжелательно. Тонкие черты лица делали женщину более утончённой, мало похожей на китайку, какими их представлял себе Фёдор.
Говорила Тина быстро: глухим хрипловатым голосом, словно строчила из пулемёта. Ни одного её слова Фёдор не понял, но по тому, как она разговаривала со своим мужем, догадался, что те решают семейные проблемы.
«Что же её связывает с этим алкашом? – подумал Закатов, посматривая в окно. – Ведь он на десяток лет старше неё, и, в отличие от неё, в нём нет никакой изюминки. Наверное, деньги, – ответил сам себе парень. – Возможно, у них общий бизнес. Хотя вряд ли. Бизнес его, а она при нём. Конечно, он её просто купил».
Водителем оказался мужчина в годах, однако, судя по тому, как он гнал свой повидавший виды автобус, больше напоминал молодого лихача. Из Алдана шла асфальтированная дорога, поэтому Фёдор не успел оглянуться, как проехали Томмот и оказались на объездном участке. Автобус затрясло, как в лихорадке, и, высоко подпрыгнув, он будто провалился в глубокую яму. Всех подбросило, а когда приземлились, откуда-то сверху с грохотом свалилась оленья сума.
