Вадим Викторович помахал указательным пальцем, и Фёдор замолчал в ожидании его обоснованных доводов. Именно их ему часто не хватало, чтобы принять какое-то решение, но в этот раз он полностью верил в свою правоту.
– Не торопись, аргументы у нас есть. Главный – это наличие разреза пород, относимых к зеленокаменным поясам, сопоставимого с зарубежными. Они детально нами описаны. В одном производственном отчёте приведены все фактические материалы и там же даны их разрезы. Кроме того, есть две статьи, опубликованные в приличных научных изданиях, в которых указаны те же доводы. Я тебе их давал.
– У меня эти статьи, – подтвердил Фёдор. – Я их давно проработал. Но, кроме фактуры по составу разрезов, там ничего нет. Этих материалов недостаточно, чтобы рекомендовать вашу площадь для поисков золота. Такой, как Федорчук, только посмеётся и скажет: «Молодой человек, вам надо почитать учебники. Вы всё забыли, чему вас учили в школе. Где ваши критерии поисков? Я их здесь не вижу».
Берестов прыснул со смеху, стул под ним закачался. По лицу Фишкина пробежала едва заметная усмешка. Николай Романович Федорчук слыл принципиальным и часто необоснованно жёстким специалистом, способным перевернуть всё с ног на голову. Поэтому его побаивались и старались обходить стороной.
– Что-то в этом, несомненно, есть, – почесал бороду Фишкин, – не спорю. Но это, Фёдор, ещё не всё: в шлихе на водоразделе рек Догдо и Тумул установлен один знак золота. Вот тебе и прямой признак золотоносности, о котором ты говоришь. Теперь никакой Федорчук тебе не возразит.
– Я знаю об этой пробе, но она же за пределами нашей площади, и неизвестно, что там за породы. Вот посмотрите на карту.
Жёлтый кружок, о котором говорил Фишкин, обозначал шлиховую пробу и стоял среди розового поля гнейсов, намного южней жирной линии, оконтуривающей выделенную площадь.
– Это, Федя, продолжение той же структуры, которая прослеживается на сотни километров. Вот, видишь, она здесь пошла на юго-восток.
– Структуры, сложенной другими породами? Это же гранитогнейсы.
На геологической карте было видно, что на севере строение пород отличалось от того, что располагалось южней. Вадим Викторович молча кивнул, поглаживая седеющую бородку. От этого она стала заострённой в подбородке, похожей на клин.
– Ну, если ты так хочешь, мы ненамного увеличим площадь твоих работ. Протянем её до этого водораздела, и тогда эта проба окажется в твоём контуре. Ну что, так будет лучше?
Прямо на глазах Закатова площадь выросла в длину, и жёлтый кружок оказался в замкнутом контуре. Это был хитрый ход Фишкина, исчерпавшего все аргументы.
– Что ж тут хорошего: одним росчерком карандаша вы добавили мне километров двадцать в длину. Это как минимум сто квадратных километров. Мне всё равно непонятно, почему в гнейсах выскочило золото. Что-то здесь не так.
По всем канонам месторождения золота в таких породах не встречались. Золото могло образоваться в любых изменённых образованиях – в углистых сланцах, кварцевых жилах и ещё в десятке других разностей пород, но только не в гранитогнейсах.
– А вы знаете, там могли произойти тектонические подвижки, – неожиданно вставил Берестов, внимательно слушавший перепалку своего начальника с Фишкиным, – один блок земной коры приподнялся, а второй опустился. Ну это как по теории дрейфа континентов Альфреда Вагенера
[24]. В результате спрединга
[25] расплавленное мантийное вещество поднимается вверх по рифтам и растекается в разные стороны. С таким мантийным веществом, возможно, оказалось принесено и это золото. По этому блоку, может быть, когда-то протекала река, а теперь он поднялся и стал высокой горой.
Фишкин и Закатов молча переглянулись. «Смотри, мол, как запросто у Афанасия всё получается. Может, он сейчас и золото найдёт?»
После того как Фёдор отнёс рапорт на повышение Берестова, тот добросовестно тянул свою лямку и старался вникать во все дела. Афанасий оказался толковым геологом, которому по плечу любое дело, но природная хитрость нередко брала верх над всем, что он делал.
– Ладно, мужики, я всё допускаю, – взяв в руки карту, сказал Фишкин. – Только, Афанасий, надо ещё доказать, что тот блок поднят. Кстати, это тоже входит в задачи ваших исследований. А сейчас у меня есть другие, более веские, аргументы по поводу будущей площади работ. На самом юге этой структуры золото установлено в двух штуфных пробах, проанализированных спектрозолотометрическим анализом. Их отобрали геологи академического института при тематических работах и попутно с другими проанализировали. Содержания, правда, не ахти какие: всего-навсего на уровне геохимического фона, но главное – золото там установлено. В пробах из других районов вообще пусто. Значит, есть смысл поработать там. Вот здесь они взяты.
Шариковой ручкой Фишкин нарисовал на карте два маленьких кружка, обозначавших пробы, о которых говорил. Возле них поставил номера.
– Вадим Викторович, получается, что это золото сидит опять неизвестно в чём. Скажите, пожалуйста, какие там породы? Мы же ищем совершенно другой тип оруденения. Какой там зеленокаменный пояс? На карте опять одни гранитогнейсы, значит, или карта врёт, или там ничего нет.
– Давай будем разбираться на месте. Ты же сам теперь знаешь, как в то время карты докембрия рисовали.
Неожиданно для Фишкина Закатов предложил поставить работы на севере этой структуры в бассейне реки Курунг, там, где присутствовали прямые признаки золотоносности.
* * *
Главной зацепкой, из-за которой Закатов хотел ставить работы в бассейне реки Курунг, послужил отчёт неведомого ему Брукса. В начале 1950-х годов его партия проводила изучение огромного района, протянувшегося на десятки километров в междуречье Чары и Олёкмы. Как и многим другим, с золотом геологам не повезло: на первый взгляд, ни промышленных россыпей, ни рудных месторождений, даже малейших перспектив на открытие золота они не установили.
Не найдя ничего интересного в тексте отчёта, Закатов хотел его сдать в геологические фонды, но в последний момент ещё раз посмотрел геологическую карту. На ней оказались вынесены результаты проведённых поисковых работ. Разноцветные кружочки разбегались почти по всем речкам и мелким ручейкам. Кое-где они забирались к вершинам гор, а за водоразделами скатывались в широкие долины рек или в заболоченные впадины. Было видно, что геологи добротно опоисковали свою площадь, а шлиховые пробы отбирали даже там, где не нашлось воды для их промывки. Это значило, что двадцать килограммов рыхлого материала, необходимого для промывки шлиха, они несли до первого ручья. И таких проб Закатов насчитал несколько десятков.
