«Главное – есть свой угол, – успокаивал себя Кулаковский, – а дом у меня не в пример многим – большой и просторный. Всё остальное приложится».
В тяжёлые минуты тянуло на размышления. Перед глазами проходили десятки людей, с которыми его связывала судьба. Родители, школьные друзья и друзья по несчастью, родственники, коллеги по работе. И каждый раз, как только доходило до геологического управления, которым когда-то руководил, озноб пробирал до костей. При воспоминании о репрессированных геологах клокотало в груди, боль сдавливала больное сердце. Он чувствовал вину за разгром своего штаба и гибель Брукса, за всё, что случилось со всеми этими людьми.
Со временем следовало бы успокоиться, но, странное дело, чем дальше уходило прошлое, тем больше его терзала совесть. Как будто кто-то преследовал его, пытаясь наказать за то, что он однажды предал и пошёл на поводу у других.
В последнее время Кулаковский всё чаще думал о своём погибшем тёзке, которого повстречал на жизненном пути. Перебирал в памяти короткие разговоры с Бруксом, но странное дело: почему-то вспоминалось не о самом геологе, а о том, что было связано с его именем и даже с его делами. Виной этих воспоминаний стал убитый уголовниками Семён, разбередивший ему душу. Столько драгоценного металла, спрятанного в тайге, Кулаковскому не снилось даже в самых радужных снах. А в то, что золото с разбившегося самолёта никто не забрал, он верил твёрдо. Такую уверенность ему придавал рассказ охотника и слова майора Сердюкова, свалившего на него вину за смерть Брукса.
– Если бы ты сказал про тот порог на горной реке, этот сучонок остался бы жив. Ты нарочно промолчал, скотина. Из-за тебя мы потеряли врага народа, который унёс тайну в могилу. А его следовало судить. Этого я тебе никогда не прощу.
«Какой порог, какую тайну имел в виду майор?» – долго ломал голову Кулаковский, перебирая в памяти всё, что когда-то слышал от Брукса. Из этого монолога майора ясно стало только одно, что Брукса больше нет на этом свете. Так, ни к чему не придя, он вскоре забыл о словах Сердюкова. И вот после рассказа Семёна наконец понял, про какую тайну говорил тогда майор. Он искал пропавшее золото «Дальстроя», в хищении которого обвиняли Брукса.
– За Охотский Перевоз есть такой река, Бурхала называется, – слышались ему слова охотника. – В неё впадает один небольшой горный река, кажись, Улахан-Нурча, или Нуча, – говорил Семён. – Точный названия я не знаю. Выше устья той Нуча есть ещё ключ. Безымянный, значит. Это первый ключ по Нуча, однако он по леву руку будет. Вот в нём Жека и спрятал то золото. По этому ключу надо идти вверх. Маленько идти – до чёрный скала. На ней стоит большой такой дерево…
«Да, тяжела шапка Мономаха, но не уронить бы её, – думал Кулаковский. – Найти бы золото, тогда можно считать, что жизнь прошла не зря».
Может быть, он давно бы отправился на поиски того Дальстроевского золота, если бы не подорванное здоровье – больные ноги и сердце давали о себе знать и сводили на нет все мечты о баснословном богатстве.
Существовала ещё одна причина, сдерживавшая его необузданный порыв, накатывавший время от времени: золото нужно было не только найти, но и довезти до места назначения. Однако как это сделать, он не представлял. Ехать через всю страну со смертельно опасным грузом мог только безумец, рассчитывающий на русское авось. Кулаковский не причислял себя к таким бесшабашным романтикам: он хорошо знал, какая система контроля существует в стране. Поэтому надеяться только на везение не собирался.
* * *
Так и осталось бы то далёкое богатство лёгким утешением в жизни скромного бухгалтера, влачившего жалкое существование в небольшом районном центре, если бы не дальний родственник жены. Вспомнив о покойной тётушке, Николай Фролов решил узнать о ней побольше.
Мамину сестру он видел только раз в своей жизни, но по разговорам старших знал, что тётя Вера когда-то давно жила на Севере. С её помощью их семья выжила в трудное послевоенное время. А потом случилась беда: посадили мужа. По совету друзей тётя Вера срочно уехала куда-то на запад, как говорили на Севере о европейской части страны. Несколько лет она никому не писала, потом дала о себе весточку, и тогда выяснилось, что она живёт в Краснодарском крае. Потом тётя сообщила, что дождалась мужа, они купили дом и, возможно, приедет к ним в отпуск вместе с Иваном Даниловичем. На этом их переписка неожиданно оборвалась. Родственники подумали, что от накатившего счастья Вера забыла обо всей родне. И только спустя какое-то время мама Николая получила письмо от её мужа и узнала о случившейся трагедии.
Поселившись в доме Ивана Даниловича, Николай сразу понял, что здесь намного лучше, чем в его далёком захолустье. Дядя помог с учёбой и с работой, дал денег на одежду, а потом купил мотоцикл, о котором тот давно мечтал. На последнем курсе техникума Николай влюбился в однокурсницу Татьяну и вскоре привёл её в дом. Окончание их учёбы совпало с рождением первенца. В честь Татьяниного отца его назвали Сашей. Через год на свет появился второй ребёнок. И с того времени для хозяина дома кончилась спокойная жизнь. Не найдя с невесткой общего языка, он больно реагировал на всё происходящее вокруг, переживал по мелочам. Видно, так он был устроен, а может, просто стали сдавать нервы. В один осенний день, когда похолодало и начались затяжные дожди, его разбил инсульт.
После смерти Ивана Даниловича помогать стало некому, Николай с утра до позднего вечера тянул лямку, работая за себя и свою жену, сидевшую дома с двумя маленькими детьми. Благодаря этому его семья выкарабкалась из ямы, в которую стала скатываться от безденежья, и крепко встала на ноги. Воспитание детей отец семейства переложил на женские плечи, считая, что жена справится с ними сама. Татьяна не возражала, но больше занималась младшим сыном. Игорьку доставалось всё внимания и материнская любовь. Его чаще баловали игрушками и обновками, а Саша оказался обделённым. Не получая материнской ласки, мальчик отвечал взаимностью. Ещё с детства Сашу Фролова знали в милиции, куда он нередко попадал за хулиганство. Кое-как закончив восьмилетку, Сашка решил уехать из дома. Родители не возражали, и он подался в областной центр получать специальность.
Какое-то время отец потосковал по старшему сыну, но, узнав, что у него всё в порядке, быстро успокоился, а мать облегчённо вздохнула, будто избавилась от тяжёлого груза. Почувствовав свободу, Сашка запустил учёбу, его отчислили из техникума. Стипендию больше не давали, не присылали денег и из дома.
Наступило трудное время. Парень связался с какими-то дружками, стал воровать. Вначале по мелочам, потом пошли «дела» покрупнее. Вскоре он попался. Учитывая молодость, дали три года. В колонии для несовершеннолетних сидели настоящие сорвиголовы, у которых было чему поучиться, и в конце срока Сашка даже превзошёл своих учителей, но, видно, чего-то не усвоил.
Глава 33. Золото Подгорного
В поле Закатов вылетел почти тем же составом, что и в прошлом году. Только оказалось больше студентов и не хватало его любимой Анечки, оставшейся дома с их маленькой дочкой. В этот раз сразу начали с заверки выделенных аномалий. Их оказалось тринадцать. Все они были разбросаны в центральной и северной частях площади. Только три аномалии кучно расположились в верховье реки Курунг.
