Когда мы вышли на реку, с одного из кустов с криками, похожими на чириканье, сорвался зимородок – небольшая, ярко окрашенная птичка, ведущая уединенно-скрытный образ жизни.
Я видел, как мелькнуло в воздухе голубовато-зеленое оперение ее спинки, надхвостия и внутренних частей крыльев.
– Ыи пудза гаэни
[16], – сказал шепотом Гобули, указывая на зимородка, который, отлетев немного, опять сел на ветку кустарниковой лозы. Он повернул свою несуразную голову с большим конусообразным клювом и, казалось, прислушивался к шуму наших шагов. Испуганная птичка вспорхнула и улетела совсем.
Гобули принялся мне объяснять, что зимородка тоже трогать нельзя, потому что он является посланцем пудза адзани. Он летает, слушает, что говорят люди, и обо всем доносит хозяину муравьев, а этот последний все сообщает хозяину огня. Пудза мамаса наказывает виновного сильными ожогами.
На отмели около устья реки Сор действительно была одна юрта. Обитатели ее два дня назад ушли вниз по реке Хору навстречу кете, которая по времени должна была уже дойти до Сукпая. Осматривая покинутое жилище, Гобули установил, что удэхейцы в день отъезда убили одного молодого сохатого и мясо его увезли с собой. Делать нам здесь было больше нечего, и мы пошли обратно на бивак. Когда мы поравнялись с муравейником, Гобули остановился и, указывая на него, сказал:
– Пудза адзани ушел.
Я взглянул на муравьиную кучу и увидел, что сбоку она была наполовину разрыта. Медвежьих и других следов поблизости не было.
Вечером после ужина Гобули рассказал орочам о том, как я прогнал из муравейника пудза адзани. Оказывается, что у них есть такое же поверье, отличающееся от удэхейского только некоторыми деталями. Хозяина муравьев они называют икта адзани и считают его распространителем накожных болезней, в особенности лишаев.
Глава одиннадцатая. Через горы, леса и болота
Следующие дни были опять ненастные. Двое суток просидели мы на берегу Хора в односкатной палатке, согреваясь лучистою теплотою большого костра, который надо было поддерживать и ночью.
Была поздняя осень. Лист с деревьев осыпался на землю, и по утрам появлялись заморозки, а путь был еще длинный. Мы имели только летние одежды и не рассчитывали на холода. Кроме того, надо было туземцев доставить на пароходе в Советскую гавань, пока не закрылась навигация. Это обстоятельство заставило меня торопиться. Поэтому 5 сентября, невзирая на дождь, мы сняли свои палатки и стали подниматься на Хорский хребет.
С восточной стороны подъем на него был очень длинный и пологий. Сначала мы придерживались русла какого-то безымянного ручья, потом взбирались по косогору, пересекли несколько распадков, заваленных камнями, под которыми с шумом бежала вода, и седьмого числа достигли гребня водораздела. Здесь Миону взобрался на дерево, чтобы ориентироваться. На другой день мы достигли главной вершины водораздела, покрытой старым редкостойным лесом в возрасте от двухсот до трехсот лет, состоящим из монгольского дуба, корейского кедра, каменной березы, мелколистного клена и амурской липы. Большинство деревьев имело толстые приземистые стволы с громадными болезненными наростами.
В этих лесах водится много зверей. Местами земля была сплошь изрыта дикими свиньями; урожай желудей и кедровых орехов привлек их сюда целыми табунами.
Глубокие сумерки застали нас в пути. К счастью, Гобули нашел большой дуплистый пень, наполненный водой. Правда, она имела смолистый привкус, но все же это была настоящая дождевая вода, годная для питья.
На следующий день мы начали спуск в долину какой-то речки. Она начиналась очень живописным ущельем, которое спускалось вниз крутыми уступами, заросшими смешанным широколиственным лесом с богатым и разнообразным подлесьем, состоящим из колючих аралий, актинидий, лимонника, элеутерококка и винограда.
От главной вершины Хорского хребта к северо-западу отходит длинный отрог, в свою очередь служащий водоразделом между реками Мэка и Нефикцой. Гребень его увенчан большими скалами, которые местное туземное население считает недосягаемыми и населяет их злыми духами. Как появились они? Только черт мог выдвинуть их из земли! Это Амба чжугдыни (чертово жилище). Другие люди называют их Какзаму чжугдыни (жилище горного духа Какзаму), или Куты Мафа чжугдыни (жилище тигра). Где бы эти страшные звери ни ходили, они всегда возвращаются к скалам. Здесь в расщелинах они имеют свои логовища, где и выводят тигрят. Туземцы рассказывают, что только один раз зимою какой-то гольд-охотник достиг скал. Когда зимой он подходил к ним, то увидел сидящего на камне черного человека. Гольд окликнул его. Человек вскочил, побежал и тут же скрылся в расщелинах камней. Кому же это быть, как не черту?! В лунные ночи там носятся дьявольские тени, слышны стенания, хохот и вой. Всякого, кто посетит скалы Мэка, ожидает потом какое-нибудь несчастье или болезнь. Все эти рассказы разожгли мое любопытство.
Мы с Кардаковым решили совершить туда экскурсию и с высоты птичьего полета осмотреть страну, в которую проникли со стороны Хора и Пихцы.
Когда я заявил сопровождающим нас туземцам о своем намерении, они взволновались, и четверо из них наотрез отказались идти.
– Отцы наши не ходили туда, – говорили они, – и мы не пойдем.
Другие заявили, что не только на скалы, но и близко к ним они не подойдут.
Весь вечер удэхейцы рассказывали друг другу разные страхи. Скалы вселяли в них какой-то ужас. Все же мне удалось двух человек – Хутунка и Геонка – убедит, что в камнях ничего страшного нет. Но и эти люди неоднократно задавали вопросы, не боюсь ли я сам, не будет ли потом всем нам худо, и по выражению глаз старались догадаться о моих душевных настроениях.
На другой день мы отправились в путь. В одном туземцы оказались правы: добраться до скал оказалось действительно трудно. С южной стороны горный хребет Мэка был покрыт большими осыпями, состоящими из громадных глыб, заваленных буреломом, опутанных виноградниками и лианами. Колючие аралии и элеутерококк изорвали нашу одежду. Мы изранили руки и в колени набрали множество заноз. Каменные ловушки, закрытые растительностью, и колодник, наваленный в беспорядке, создавали препятствия чуть ли не на каждом шагу. Это понизило настроение моих спутников-туземцев.
– Верно, что к скалам нельзя подойти, – высказывали они вслух свои мысли. – Должно быть, там, наверху, в самом деле обитают злые духи, в таком недоступном месте, куда простым людям невозможно проникнуть.
Несколько раз Геонка порывался стрелять в воздух, чтобы угнать от скал «черного человека». Немало трудов стоило успокоить его и убедить, чтобы он не тратил зря патронов.
Я стал подшучивать над чертом и иронизировать по его адресу. Тогда Хутунка серьезно просил меня так не выражаться.
– Ходи, ходи, – говорил он, – как будет, так и ладно, а ругаться не надо.
Пришлось уступить.
