Мы встретились с ним как старые друзья. Когда Савушка от орочей узнал, что мы вышли на Копи, сам вызвался проводить нас до Сихотэ-Алиня. Это очень меня устраивало, так как он считался добычливым охотником, лучшим следопытом и хорошим проводником.
Первый раз я встретился с Савушкой в 1908 году. Судьбе угодно было, чтобы жизненные пути наши опять сошлись около скалы Омоко Мамага. За это время много воды утекло в Копи. Мы оба уже постарели, пожалуй, даже не сразу бы узнали друг друга. Первые минуты мы не знали, как и с чего начать обоюдные расспросы. А поговорить было о чем! Мы сели с ним на опрокинутую лодку и стали вспоминать прошлое. Он сообщил мне грустные вести. Неумолимая смерть унесла в могилу многих туземцев, с которыми я встречался двадцать лет назад.
Вечером после ужина орочи, ездившие на реку Чжакуме, и оба моих спутника рано легли спать, а я, Савушка и Хутунка еще долго разговаривали между собою. В старой покинутой юрте было так уютно. Огонь весело прыгал по веткам, которые время от времени кто-нибудь из нас подбрасывал в костер. Он оживал, вспыхивал длинными языками и освещал сходившиеся кверху стены нашего временного жилища. Вход в юрту был завешан полотнищем палатки; в другом конце ее были сложены ящики с провизией. По обе стороны огня спали люди. Дым от костра выходил через отверстие в крыше. Порой сквозь него виднелось небо, освещенное бледными лучами месяца.
Я рассказывал Савушке о том, как мы шли по реке Иоли и как нашли свою питательную базу. Разговор наш перешел на скалу Омоко Мамага, и я спросил его, почему ее так назвали. Тогда Савушка сообщил мне следующее сказание.
Раньше, очень давно, в верховьях Копи жили человек Кангей и две женщины – Атынига и Омоко. Жили они долго, несколько сот лет, состарились и окаменели. Много веков они стояли в полном согласии, но однажды заспорили о том, кто из них является хозяином местных гор. Спор их перешел в ссору и в ужасную драку, от которой содрогались все сопки и стонала тайга. Кангей остался победителем и сохранил за собою место. Одна старуха, Атынига, убежала и села на правом берегу Копи между реками Бяпали и Тепты, а другая вместе с семьей перешла на левый берег реки около устья Иоли и стала называться Омоко Мамага.
С тех пор орочи, удэхе и гольды, когда проходят мимо скал, останавливаются и кладут на камни свои приношения: лоскутки материи, кусочки сахару, листочки табаку, или выливают несколько капель водки и просят послать им удачную охоту и счастливое окончание путешествия. Этот обычай соблюдается и по сие время.
Снаружи послышался какой-то всплеск. Я поспешно вышел из юрты. Тихая светлая ночь облегала уснувшую землю. На небе стояла полная луна. От нее кверху и в стороны крестообразно расходились четыре луча; несколько в стороне справа и слева виднелись еще два лучезарных пятна, которые принято называть «ложными лунами». Свет месяца отражался в реке серебристыми переливами. От воды поднимался легкий туман. Теперь скалы Омоко Мамага приняли другой вид: одни части их были ярко освещены, а другие погружены в глубокий мрак. По небу плыло белое облачко. Оно казалось неподвижным, а самая большая скала, с гневным выражением окаменевшего лица, как будто двигалась ему навстречу. Облачко проходило, и гигантский утес вновь делался неподвижным.
В это время послышались всплески. Это лососи шли метать икру для того, чтобы дать жизнь себе подобным и погибнуть в истоках реки.
Я вернулся в юрту и сел на свое место. Спать мне не хотелось. Мы достали сухарей и стали пить чай. Савушка рассказывал, что случилось на реке Копи в давно минувшие времена. Он вспоминал дни своей юности, когда тайга щедро снабжала охотников пушниной и мясом, а реки изобиловали рыбой. Раньше соболь водился у самого моря, а теперь за ним надо ходить в верховья реки Копи. В настоящее время лучшим охотничьим местом считается река Чжауса с несколькими притоками, из которых самым интересным будет Оанды. В истоках она слагается из трех речек (Элангса). Здесь находится страшная сопка Гугдаманты, где погибло несколько охотников.
Дело было так. Однажды вверх по реке Чжауса отправились семь орочей из рода Докодика и один человек из рода Копинка. Был очень глубокий снег. В сумерки охотники нашли следы семи сохатых. Они решили ночевать, рассчитывая на следующее утро догнать лосей, которые далеко уйти не могли. Когда совсем стемнело, орочи услышали рев животных. Люди из рода Докодика стали смеяться над сохатыми, говоря: «Не кричите, мы все равно завтра всех вас перебьем». Один только Копинка не глумился над животными. Он был старый, опытный охотник и знал, что после медведя лоси занимают самое почетное место, что зимою они никогда не кричат, а если кричат, то неспроста. На другой день с рассветом орочи пошли на охоту, но сохатые уходили все дальше и дальше. День был уже на исходе, когда лоси поднялись на сопку Гугдаманты и начали спускаться к самому крутому ее склону, который внизу кончается отвесными обрывами. Охотники бросились за ними. Вдруг животные закричали опять, и в это мгновение вся масса снега начала двигаться сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Вместе со снегом стали падать камни, валежник. Лавина вырывала с корнями деревья и стремительно неслась книзу, все увеличиваясь в размерах и все разрушая на своем пути. В этой лавине погибли все сохатые и семь охотников из рода Докодика. Спасся только один Копинка. Он сразу повернул вправо по косогору и вовремя вышел из беды.
Когда стаяли снега, орочи пошли искать погибших охотников. У подножия обрыва они нашли перемешанные кости людей и сохатых. В дни своей юности Савушка ходил туда. С той поры крутой склон сопки Гугдаманты остался голым. По его словам, обвалы там бывают часто в глубокоснежные зимы. Внизу под обрывом нагромождены груды камней, буреломного леса. Едва на них появляется молодая растительность, как их снова засыпает землею и снегом.
Савушка замолчал. В наступившей тишине слышны были ровное дыхание спящих и потрескивание дров в огне. В это время снаружи донеслись какие-то странные звуки: словно кто-то стонал и вздыхал. Я приподнял полог у дверей и выглянул из юрты. Месяц уже находился на половине своего пути к западу и мягким сиянием озарял кроны больших деревьев. Испарения над рекой сгустились. Высоко на небе блистал Юпитер своим ровным белым светом. Кругом было тихо. Вся природа грезила предрассветным сном.
– Это выпь, – сказал Хутунка. – Когда ее кричит, люди видят худой сон.
Как бы в подтверждение его слов Мулинка потянулся и застонал. Хутунка разбудил его. Мулинка открыл глаза, что-то пробормотал, потом повернулся на другой бок и снова заснул.
Время шло, а мы втроем все сидели и тихо разговаривали. Такие бессонные ночи у огня, в глухой тайге, в дружеской беседе с человеком, к которому питаешь искреннюю симпатию и которого не видел много лет, всегда полны неизъяснимой прелести. Это лучшие страницы моих путевых дневников.
– Наши орочи теперь совсем трудно живи, – сказал Савушка. – Двенадцать года назад шибко большая вода была, – продолжал он. – Тогда много людей погибло.
В это наводнение попал и Хутунка. Он жил около устья Бяпали, а юрта Савушки была на Чжакуме. Я кое-что слышал об этом наводнении и просил обоих моих собеседников рассказать о нем возможно подробнее.
