Перейдя через гору Амбанку Хоянбекчи, мы вышли как раз к местности Улема на Анюе, где я решил сделать дневку и астрономически определить точку своего стояния. Место для наблюдений было выбрано на гальке, а шатер был поставлен несколько в стороне в лесу, где не так было ветрено. Я не стал терять время и, воспользовавшись хорошей погодой, дважды произвел поправки хронометра и взял несколько высот до и после кульминации. Во время наблюдений в трубу инструмента на солнце были видны три пятна, расположенные наискось в одну линию. Самое большое пятно было верхнее, меньшее – среднее и самое маленькое – нижнее. Большое пятно можно было наблюдать даже просто сквозь дымчатое стекло.
На другой день мы на большом дереве вырезали надпись «20 марта 1909 г. Астрономический пункт. В. К. Арсеньев».
Когда все было закончено, я сделал распоряжение готовиться к походу вверх по Анюю, но в это время случилось происшествие, задержавшее нас в Улеме еще четверо суток.
День выдался на редкость хороший: было тихо, светло и в меру холодно. Живительный прохладный воздух подбадривал, но не знобил, дышалось легко, и на душе было весело. Пока стрелки готовились к походу, я с Крыловым, захватив с собой собаку Кады, отправился на разведку.
В местности Улема весь правый берег Анюя на небольшом протяжении представляет собой низменное пространство, изрезанное бесчисленным множеством мелких проток и стариц. Рытвины, ямы и канавы встречались нам чуть ли не на каждом шагу, они соединялись друг с другом, сходили на нет и пересекались под различными углами. Прибавьте к этому пригнутые к земле и обезображенные наводнениями деревья, кусты, росшие в беспорядке, и завалы колодника вперемешку с мусором, нанесенным сюда водою, и вы получите полное представление поемного леса, около которого мы стали биваком.
Удэхейцы сказали правду. Здесь оказалось так много тигровых следов, что можно было подумать, будто все тигры, сколько их есть в Уссурийском крае, собрались на Анюй для зимовья. Однако скоро я заметил, что всего было только два следа: один большой – старый, другой поменьше – свежий. Следы шли вдоль по рытвинам и каналам в ту и другую сторону, шли поперек, делали круги и возвращались обратно. В одном месте мы натолкнулись на совершенно свежий след зверя. Крылов спустил собаку с поводка, но она не бросилась вперед, а глубоко уткнувшись носом в снег, принялась обнюхивать каждую травинку, мимо которой мы проходили. Через минуту Кады опять пошла по рытвинам весьма осторожно, затем остановилась и стала прислушиваться. Раза два она ложилась на брюхо, поджав под себя задние ноги и вытянув вперед передние лапы. По тому, как вела себя собака, и по настороженным ушам видно было, что она что-то учуяла. Нервное настроение собаки передалось и нам, и я не был уверен, что если бы в эту минуту выскочил тигр, то стрелял бы в него спокойно. Кады не решалась идти вперед, и мы тоже замерли на месте в томительном ожидании. Наконец Крылов не выдержал. Он подошел к собаке, осмотрелся и погладил ее. Она не шелохнулась. Тогда мы оба перешагнули через нее. Кады тихонько встала и поплелась сзади. Пройдя шагов с десяток, Крылов пропустил собаку вперед, но через несколько сот шагов она опять остановилась. Прижав уши, она стала озираться по сторонам, потом вдруг поднялась и торопливо побежала назад. Обойдя Крылова, Кады плотно прижалась к моим ногам. Я стал гладить ее и почувствовал, что она дрожит.
Значит, тигр где-то поблизости.
Любопытство и страх наполнили мое сердце. Оно усиленно билось, и мне казалось, что я слышу каждый его удар. Волнение сказалось и на дыхании. Мы оба замерли на своих местах, напрягая слух и зрение, но ни малейший шорох не нарушал глубокой тишины леса. Вдруг в тайге гулко щелкнуло мерзлое дерево. Словно электрический ток пронизал меня от головы до ног. Крылов круто повернулся в сторону шума, собака вздрогнула и еще больше стала жаться к людям. Прошло некоторое время, прежде чем мы поняли, что это была шутка мороза. В это время Кады снова пошла вперед. Мы последовали за ней. Она вела себя очень странно, шла по кривой и заглядывала в середину пространства, которое обходила по спирали. Это обстоятельство заставило нас удвоить внимание. В центре круга, который мы описывали, находился огромный тополь, росший в сильно наклонном положении. Можно было подумать, что он лежит на земле. Около тополя снег был примят, местами изрыт, а в пространстве между деревом и землей что-то виднелось. Некоторое время мы стояли в нерешительности. Под ногу мне что-то попало, я нагнулся и поднял замерзший клубень корневища папоротника. Крылов взял его и бросил по направлению к тополю, но там было по-прежнему тихо. Тогда мы направились к дереву смелее.
Это было логовище тигра. Тополь оказался дуплистым по всей длине, причем открытая часть дупла была обращена к земле. Снегу под ним не было вовсе, а сухая трава сильно примята; кругом и в особенности в самом логовище валялось много перегрызенных костей. Видно было, что полосатый хищник долго пользовался этим логовом. На соседнем дереве на высоте, которую я едва достал концом ружья, виднелся ряд продольных царапин. Я обратил внимание Крылова на ободранную кору. Я живо представил себе картину, как тигр вышел из логовища, зевнул, посмотрел вправо и влево, потом поднялся на задние лапы, оперся передними в дерево и, выгнув спину, стал расправлять свои когти.
На снегу около тополя было много старых следов – больших и малых. Значит, в логовище ютился сперва один тигр, потом он ушел, а его место занял другой зверь, помоложе. Было неизвестно только, ушел ли тигр сам на охоту или мы спугнули его. Вероятно, он ушел сам, иначе он не упустил бы случая поживиться собакой, которая сама пришла к его жилищу.
Осматривая следы, Крылов удалился немного, а я остался на месте, и чем дольше я оставался один, тем страшнее казалась мне вся обстановка. Мне казалось, что страшный зверь возвращается к своему логовищу и, увидев около себя человека, сначала останавливается и смотрит в недоумении, потом ползет на брюхе вот именно по этой самой рытвине, что находится сзади. Вдруг какой-то шум заставил меня вздрогнуть и повернуться назад. На соседнее дерево села ворона. Через минуту возвратился Крылов, и мы пошли обратно по своим следам.
Над сумрачным лесом раскинулось бледное зелено-голубое небо, окрашенное на западе в желтые и оранжевые цвета; кругом стало как будто еще тише, белый снег немного порозовел, стало заметно холоднее.
Скоро мы выбрались на протоку, но по ошибке пошли не в эту сторону и вышли на Анюй на полкилометра выше того места, где мы расположились биваком.
На душе сразу стало легче: лес – предательский, полный опасностей – остался позади, а впереди расстилалась широкая полоса реки, покрытая снегом. Закат уже начал темнеть, кое-где на небе замигали первые звезды, на смену усталому дню на землю торжественно спускалась ночь.
Через полчаса мы подходили к биваку. Там все было в порядке: палатка поставлена, из трубы ее вместе с дымом вылетали искры, а рядом с нею на подстилках из хвои и сухой травы отдыхали ездовые собаки; очередной артельщик готовил ужин.
Вечером я занялся дневниками, потом сделал необходимые распоряжения и рано лег спать.
