Релка, давшая нам приют, была покрыта дубняком в возрасте от пятидесяти до ста лет. Около речки я ухватился за какой-то куст и больно уколол руку. Длинные острые шипы и сережки красных кислых ягод убедили меня в том, что я имею дело с амурским барбарисом.
В другом кустарнике, тоже лишенном листвы, я узнал розу даурскую. Мелкие красные шаровидные плоды его уже стали подсыхать. Последняя запись в моем дневнике относится к спирее иволистной, образующей заросли по берегу реки. Вместо красивых розовых цветов на стеблях ее торчали темные помпоны.
Вегетационный период кончился; кустарниковая растительность, лишенная листвы, принимала вид спутанных голых прутьев, в которых трудно разобраться неспециалисту. Зеленые вейниковые луга приняли буро-желтую окраску и по-прежнему волновались, точно грязная, взбаламученная вода. Еще несколько дней – и их станет заваливать снегом.
Река Немпту протекает среди обширных болот и имеет такое же извилистое течение, как и Мухень. Русло ее все время сопровождается рядом стариц, слепых рукавов, маленьких озерков и глухих проток, незаметно переходящих в болота. Низина, по которой протекает река, еще долго не обсохнет: уровень ее медленно подымается, и медленно нарастают слои гумуса. Медленно растительность отвоевывает участки суши у воды. Вода отступает, но не без сопротивления. Она задерживается во время засухи и вновь появляется в ненастное время года. Кое-где над низиной подымаются невысокие релки, поросшие тонкоствольной осиной. Они едва возвышаются над общим уровнем воды в реке, и если бы не древесная растительность, их можно было бы совсем не заметить и пройти мимо. Посредине релки при выкапывании ямки появляется вода уже на глубине двадцати сантиметров.
После столь длительного путешествия силы наши были подорваны, и потому переход через зыбучие болота всем показался очень утомительным. И в самом деле, котомки делались с каждым днем легче, а нести их становилось все труднее, и труднее. Лямки сильно нарезали плечи. Всякая мелочь, положенная в котомку, вроде шкурки бурундука, весившая несколько граммов, давала себя чувствовать.
Иногда мы пользовались тропами, протоптанными сохатыми. Эти крупные животные, несмотря на свой большой вес и как бы кажущуюся неприспособленность ходить по болотам, любят такие места. Они как-то чутьем угадывают, где можно пройти, чтобы не провалиться в «окна».
Там и сям виднелись большие лужи стоячей воды вроде озерков, с которых с криками снимались большие стаи гусей. Этих осторожных птиц здесь было великое множество. Перелет был в полном разгаре. Над болотами носились бесчисленные табуны уток. На фоне бледного неба их хорошо видно; но когда они все разом снижались к земле, то мгновенно пропадали из глаз, и неизвестно было, садились ли они снова на воду или летели дальше. Такого количества водной птицы мне давно не приходилось видеть.
Болота по-своему тоже красивы и богато населены, но мы так устали, что нам было теперь не до наблюдений. Мы выбивались из сил, потому что отдыхать можно было не тогда, когда этого требовал организм, а когда попадались релки, где можно было снять котомки и лечь на землю.
Двадцать седьмого сентября мы подошли наконец к сопкам, отделяющим озеро Петропавловское от бассейна реки Немпту. Вдоль этой возвышенности проходит телеграфная просека и по ней тропа к селению Анастасьевка.
Первый русский человек, которого мы встретили здесь, был производитель работ Дальневосточного переселенческого управления Двигандев. Он издали заметил каких-то подозрительных людей, пробиравшихся по лесу с котомками за плечами, и решил, что имеет дело с контрабандистами. Скоро все разъяснилось, и мы крепко пожали друг другу руки.
Весь путь от Советской гавани мы совершили целиной по лесу, имея под ногами мягкую перегнойную почву, мох или листву. Это сказалось тотчас, как только мы вышли на дорогу с жестким каменистым грунтом. Мои спутники сразу сбили ноги и потому, не доходя трех километров до селения Анастасьевка, еще засветло должны были встать биваком. На другой день мы с трудом дотащились до деревни, где нашли приют и отдых у Двиганцева. 30 сентября мы прошли селение Волконское и 1 октября вступили в Хабаровск.
Весь маршрут от Советской гавани до Амура, длиною в 1873 километра, был пройден в 106 суток. Он распределился так: пешком с котомками сделано 863 километра, а на лодках – 1010 километров. Экспедиция пересекла пять водоразделов.
Путь наш окончен.
Рассказы
Фальшивый зверь
С юных лет я заинтересовался Уссурийским краем и тогда уже перечитал всю имеющуюся об этой стране литературу. Когда мечта моя сбылась, и я выехал на Дальний Восток, сердце мое от радости замирало в груди. Среди моих попутчиков оказались люди, уже бывавшие на берегах Великого океана. Я расспрашивал их о тайге и о ее четвероногих обитателях. Больше всего меня интересовал тигр. Он казался мне каким-то особенным существом, и я начинал его почти так же боготворить, как и амурские туземцы.
По прибытии в город Владивосток я познакомился со всеми известными зверопромышленниками и с затаенным дыханием слушал их рассказы про полосатого зверя. Мой мозг все время работал в одном направлении. Обыкновенную кошку, разгуливающую между камнями по траве, я мысленно увеличивал в сотню раз, представлял ее себе тигром в лесу около высоких скал. Помню, как первый раз вступил я в тайгу и с чувством благоговения думал о том, что наконец-то я нахожусь в настоящих джунглях, где на свободе разгуливает тигр, который находится, может быть, совсем недалеко от меня. В этот момент притаившаяся в зарослях белка с фырканием бросилась на дерево. Я сильно испугался, сердце мое сжалось в груди, я круто повернулся и чуть было не выстрелил в сторону шума.
Потом я стал привыкать к таежным звукам и разбираться в них: рев изюбра, свист пятнистого оленя, крик дикой козули и кабарги и пронзительное взвизгивание бурундука – все стало мне уже знакомо. Среди птичьих голосов я различал крики желны, удода, кукушки, пестрого дятла, ронжи, ореховки и орлана белохвостого.
Но тигр не выходил из моей головы. Я часто видел его во сне, и я то в виде зверя, то в виде человека убегал, спасался, влезал на дерево и переживал невероятные приключения. Старые охотники говорили, что это такой зверь, которого чем больше искать, тем труднее увидеть, а потом встретишь его в таком месте и как раз тогда, когда менее всего ожидаешь. Зверопромышленников, которым случалось видеть тигра в лесу, я считал людьми особенными. «Ведь есть же такие счастливцы», – думал я и в тайниках своей души завидовал им. Тогда я решил до тех пор скитаться по тайге, пока мечта моя не осуществится. В конце концов тигр сделался моей навязчивой идеей. В нем, как в оптическом фокусе, сосредоточились все мои помыслы и стремления. Целыми днями бродил я в лесу, забирался в самые дебри, где было много скал и пещер, и рассматривал следы на земле. Я представлял себе тигра лежащим в зарослях винограда. Вот он встал, встряхнулся и зевнул, потом подошел к тополю, поднялся на задние ноги, выгнул спину и потянулся, как кошка, царапая кору дерева, затем он посмотрел влево и вправо и пошел на охоту.
