– А мы там любовь крутили, – с вызовом ответила Катя. – Верно, Саня?
– Брось, Катя, наговаривать, – пытался рассмеяться Санька, но смеха не получилось. Мимо него, описав дугу, пролетела недокуренная папироса.
– Хорош братец, нечего сказать, – зло сказал Анатолий. – Не успел и глазом моргнуть, а у них уже все на мази.
Санька почувствовал, как откуда-то изнутри тугой волной выплеснула, вскипятила кровь ответная злость.
– Не надо, Анатолий, – сдерживаясь, хмуро произнес он. – Ни к чему это. Тем более в такой день. Она перед тобой ни в чем не виновата.
– А тебя никто не спрашивает, виновата или нет. Чего в чужую семью лезешь? Заведи свою, потом лезь.
– Ты чего выскочил, а? – напустилась на мужа Катя. – Может, еще меня веревкой привяжешь? Уже и поговорить нельзя. Да если хочешь, я его еще вот таким знала. Тебе моргать – не переморгать. Прокурор нашелся!
– Да я че, я ниче, – начал оправдываться Анатолий. – Разговаривай, я не против. Можно разговаривать и дома.
– Так чего остановился, пошли! – Катя взяла мужа за руку и подтолкнула в сени.
Хлопнула дверь, глухим старческим басом залаял из будки Жулька, ему тут же, пробуя голос, отозвалась соседская собака. Через минуту лаяла уже вся станция.
Санька остался стоять на крыльце. У него было такое ощущение, будто его только что вытолкали за дверь и захлопнули ее перед самым носом. А что, собственно, такое он сделал? Он совсем не хотел лезть в чужую семью. Что было, то прошло – не вернешь.
«Зачем только я приехал сюда? – ругал он себя. – Чего искать то, что не терял? Семь лет не виделись, ничего страшного. На расстоянии оно как-то лучше».
Он спустился с крыльца, вышел на улицу и, не оглядываясь, пошел на станцию, вспомнил: оттуда раньше ходили машины в Тельбу, авось повезет и он уедет. Вообще-то отвезти его обещал Анатолий, но после того, что произошло, решил: чем просить, лучше пешком. Смущало одно: не попрощался с дедом – нехорошо в такой день обижать его. Но тут же решил, завтра после полетов обязательно зайдет к нему.
Поравнявшись с домом Толмачевых, Храмцов остановился. Через освещенное окно увидел Веру. Она сидела за столом в чем-то розовом и смеялась. Санька даже привстал на цыпочки, чтобы разглядеть, кто же так рассмешил ее. Но никого не увидел. И, еще не отдавая себе отчета, он перепрыгнул через канаву, поднял щеколду, толкнул ворота. Открылись они легко. Он зашел во двор, поднялся на крыльцо и остановился.
Пока шел через двор, его вдруг охватила непонятная робость, нужно будет объяснять, зачем пришел. Тем более так поздно. Но все же пересилил себя, вошел в темные сени. Вытянув вперед руки, шагнул вправо – вспомнил, там должна быть дверь, но уперся в глухую стену. Держась за нее рукой, двинулся вдоль и натолкнулся лицом на что-то гладкое и холодное, которое качнулось в пустоту и, обретя плоть, с грохотом упало на пол.
Тотчас же сбоку, облив светом, открылась дверь, выхватив из темноты заставленную банками полку, лежащую на полу ванну – это ее опрокинул Санька, шарясь по стене.
– Кто там? – прищурившись, встревоженно спросила Вера, вглядываясь в темноту.
– Это я, – смущенно сказал Санька, шагнув на свет. – Забыл, где у вас дверь. Забрался, как медведь в лавку.
Узнав его, Вера покраснела и быстро, почти машинально, стянула пальцами ворот халата.
– Так часто бываешь, – наконец нашлась она. – Проходи.
Санька поднял ванну, повесил ее на гвоздь и переступил порог. Вера быстро, одним махом, собрала волосы, достала из кармана шпильку, заколола их на затылке и, подав стул, бросилась на кухню.
– Какой молодец ты, что зашел! – радостно сказала она. – Сейчас чай попьем. Мы с Колькой уже спать собрались, я ему книжку читала. Мама в Зиму уехала на курсы повышения квалификации. И вдруг слышу грохот. Думаю, кто же это? Ты, наверное, у Михаила Осиповича был? Я тоже хотела пойти, да потом подумала, что там и так много народу.
Санька подвинул стул на свое прежнее любимое место, в угол между печью и простенком, и почувствовал, как оттаивает у него на душе.
Вера достала из холодильника отпотевшую банку с клубничным вареньем, поставила синенькие, из тонкого фарфора чашечки.
– Послушай, а почему Катя не зашла? – вдруг вспомнила она.
– Они еще там, – сделав вид, что рассматривает портрет на стене, а на самом деле спрятав от Веры лицо, махнул рукой Санька. – Мне-то завтра рано вставать. Ты не знаешь, ушла машина за бензином, нет?
– Должна. Не знаю, – пожав плечами, ответила Вера. – Я говорила Лахонину, что бензин нужен. Он знает.
– Вера, а почему ты у Лахонина практику проходишь? Ты же здешняя, еланская.
– Так меня туда Адам Устинович попросил. После того как Кушеверов наш пруд засорил, а тут еще ваш Падалкин горох потравил, Адам Устинович им не доверяет. Говорит: за нашими соседями глаз да глаз нужен, им лишь бы отрапортовать. У них и с Геннадием Васильевичем настоящая война. Лахонин его ретроградом называет, а Шипицын – временщиком.
Вера налила в чашечки чай, достала из шкафчика маленькие ложечки.
– Давай к столу, – улыбнувшись, сказала она. – Вот не думала, что родственниками окажемся. Я ведь часто к бабке Матрене приходила. Она мне про вашу родню рассказывала. И как с дедом познакомились, и про отца твоего. Тебя часто вспоминала. Иногда письма твои из училища читала.
Санька почувствовал, что краснеет. Как много дал бы он сейчас, чтобы что-то вернуть, изменить. Он вдруг подумал, может быть, именно для того и летал сюда, чтобы увидеться с Верой, посидеть рядом с ней. Хотя всего этого, пройди он мимо, могло и не быть. Не было бы этого вечернего чая, пустякового с виду разговора, который неожиданно стал продолжением той, прежней жизни и прежних добрых отношений. С Верой ему всегда было просто и понятно, в последнее время он жил не своей, чужой жизнью. Часто приходилось подлаживаться, выполнять то, что нужно было другим, а не ему.
– Странно все так, – улыбнулся он, – живем в одном городе и не видимся.
– А я тебя видела прошлой зимой, – неожиданно сказала Вера. – Ты с женой шел. Красивая она, на киноартистку похожа. Как ее зовут?
Что-то оборвалось у Саньки внутри, точно его опять поймали на нехорошем. Все еще по инерции держа улыбку, Санька опустил голову.
Стукнула дверь, в дом вошла Катя. Она удивленно посмотрела на Саньку, но быстро справилась с собой и, словно не замечая его, обратилась к Вере.
– Я за Колей, – громко сказала она. – Где он?
– Там, в комнате, – ответила Вера. – Притих. Если уснул – не буди.
– Нет, нет, я его не оставлю, – твердо сказала Катя. – Он и так дома не бывает.
– Да ты что, Катя? Пусть спит. Я завтра привезу.
– Еще чего, у тебя своих дел много. Буди, – приказала она и прошла в зал.
