Зачем-то он обернулся – и поймал внимательный, оценивающий взгляд Гоши Куницына. Этому-то что надо? Впрочем, сейчас о Гоше думать совсем не хотелось – точно так же, как и о самопожертвовании и об интересах отечества. Хотелось привалиться к чему-то мягкому – но всё тут было жёсткое.
Часть четвёртая. Зверобой
1.
Домой! Наконец-то домой! Прозвенел долгожданный звонок с последнего урока, с алгебры, и семибэшники гурьбой ринулись в раздевалку. Саня сейчас так не мог – гурьбой, спустился по лестнице медленно и чинно, Елеше понравилось бы. Спать! Скорее домой, и в постель! Даже не раздеваясь! Уснуть и видеть сны. А можно и без них, главное – принять горизонтальное положение. И хорошо если мама дома, ей можно сказать, что болит голова и чтобы поэтому она сама забрала Мишку. А вот если понесло её по магазинам – значит, не судьба выспаться, тогда хоть полежит немножко…
Голова на самом деле вроде и не болела, но что-то в ней звенело и тряслось, все предметы казались малость выцветшими, как в фотошопе, если сдвинуть влево ползунок «насыщенность». Что же он такого наволшебил, в самом деле? Ведь пинки и подзатыльники – дело нехитрое. Даже если умножить на тринадцать…
– Саня, – раздалось сзади. – Погоди-ка!
Лиска стояла несколькими ступеньками выше и смотрела на него не мигая. И не жабу она сейчас напоминала, а сову, которая вылетела на ночную охоту и высматривает мышь.
– Ну что? – через силу повернулся он.
– Пообщаться надо! – таким голосом могла бы говорить Антонина Алексеевна, прочищая мозги нашкодившим детям.
– Вот прямо сейчас? – поморщился он. – Меня ломает что-то. Давай лучше вечером, позвони ну где-нибудь после шести-семи…
– Нет, – сухо возразила она. – Не вечером и не по телефону. И не здесь. Это важно. Короче, иди к троллейбусной остановке и жди меня. Я скоро… мне только в канцелярию заскочить, взять справку, что учусь. Мама какие-то льготы собралась выбивать…
Даже спорить не было сил, он лишь кивнул и направился в раздевалку. Выждав несколько секунд, Лиска обогнала его – чтобы никому со стороны не казалось, будто они идут вместе, будто о чём-то условились, будто… будто она назначила ему свидание!
От этой мысли сразу сделалось и смешно, и зябко. Лягушкина, конечно, вовсе не то земноводное, каким он считал её в марте, она оказалась отличной девчонкой, она, в конце концов, привела его в «Ладонь»… Но никуда не деть широко выпученные глаза, толстый подбородок, мышиного цвета короткие волосы, маленькие колючие глазки… Свидания… с такой не свидания, с такой только совещания возможны. А самое неприятное, что она-то сама не виновата… и никаким волшебством уродину не сделать красавицей… но именно поэтому Саня чувствовал перед Лиской непонятную вину.
К остановке, в ста метрах от школьной калитки, он приплёлся со скоростью пенсионера. Заодно посматривал по сторонам: не шпионят ли бдительные семибэшники? Не появятся ли завтра на доске жаба с лаптем в обнимку? Умом он понимал, что вряд ли… особенно после сегодняшних событий, главное из которых – извинения Борова. Тогда, в столовой, Саня как-то об этом не подумал, но сейчас его осенило: а это ведь охранная грамота! Или что-то вроде мигалки на машинах депутатов. Больше никто в школе не рискнёт до него докапываться, никому не захочется иметь дело с Боровом… и даже не с самим Димой Боровиковым, а с компанией Руслана. Так что лаптей – и нарисованных, и сувенирных – можно не опасаться. Но всё-таки лучше бы никто его рядом с Лиской не срисовал…
Он обессилено плюхнулся на лавочку под пластиковым козырьком. Две сидящие там бабки взглянули неодобрительно: ишь, молодёжь, мог бы и постоять! Отвечать на их взгляды не хотелось, и потому пришлось смотреть вниз: на грязный потрескавшийся асфальт, по которому скачут воробьи. У воробьёв к нему претензий не было.
Что-то долго нет Лиски… можно подумать, в канцелярию очередь выстроилась на километр. А что, если она там целый час проторчит? Тогда уже не до разговоров будет, тогда еле-еле успеть в сад за Мишкой…
А потом вонзились в уши визг тормозов, пронзительные женские крики – кажется, тех самых присоседившихся бабок. Пришлось поднимать глаза.
Вишнёвого цвета «Субару» замерла в нескольких метрах от пешеходной «зебры», оттуда выскочил здоровенный дядька в сером костюме и, точно псевдогигант из «С.Т.А.Л.К.Е.Р. а», набросился на ту, по чьей милости ему пришлось экстренно тормозить.
То есть на мелкую девчонку, по виду класса из пятого. Розовая куртка, две тонкие коричневые косички, а лицо рассмотреть не получалось – разгневанный водитель заслонял его своей тушей.
– Ты что, дрянь! Ты что? Себя не жалко, так других пожалей! – орал он и тряс девчонку за плечи с такой силой, словно она была деревцем – яблонькой, например, а он собирался вырвать её с корнями.
– Чудом под колёса не попала! – прокомментировала ближайшая к Сане бабка.
– Вот учат их, учат, что на красный свет нельзя, а им точно кол на голове теши! – замечала бабка дальняя.
Всё было понятно. Пятиклассница чуть было не поздоровалась с дядькиным бампером, но повезло. И что? Равнодушно смотреть, как он её трясёт? А если вообще убьёт? Ну да, на красный нельзя. А вот так обижать ребёнка можно? И что, волшебник Саня пройдёт мимо этого? Вернее, просидит?
Он коснулся белого шарика – тот откликнулся еле-еле, словно действительно был далёкой звездой, за тысячу световых лет. Но всё-таки чуть-чуть волшебства ещё было – Саня ощутил тонкую струйку, как из неплотно закрученного крана.
Так, образ цели… А какой образ цели? Волну ужаса дядьке наслать? Так волна и девчонку зацепит, а главное – кто знает, что он в ужасе сотворит? Может, голову ей оторвёт?
Может, усыпить? А что, было бы классно! Сейчас он зевнёт, опустится на тротуар, свернётся клубочком… Долго не надо, минутки две достаточно. За это время пятиклассница убежит очень далеко.
Он потянулся к мысленному спусковому крючку, надавил, почувствовал, как вытекает последняя сила, и…
И ничего. Дядька по-прежнему орал на девчонку матом и тряс её. Видимо, его переклинило, ни о чём он сейчас думать не мог, и остановиться тоже не мог. Девчонка, разумеется, визжала.
Значит, придётся как тогда, первого мая. Чисто по-человечески. То есть подняться с лавочки, сделать несколько шагов – тяжёлых, будто ноги налиты свинцом. И будь что будет.
Он подошёл сзади к дядьке, резко дёрнул его за рукав пиджака, и тот повернул к нему налитое багровой злобой лицо.
– Отпустите её! – стараясь подавить дрожь в голосе, произнёс Саня. – Ну да, она виновата, но руками не хватайте! А то на вас в суд подадут… что вы типа её домогаетесь!
Мужчина оскалился, и даже не по-волчьи – по-крокодильи.
– Пшёл вон, щенок! – бросил он коротко и, не отпуская девчонки, лягнул Саню ногой в бедро. Крепко лягнул – так, что тот полетел с почти космической скоростью, и не выстави руки – проехался бы носом по асфальту.
