– Каким образом? – быстро поинтересовался Зиновьев. – Убийца должен сидеть в одиночке.
– Ночью тюрьма будет переполнена. Сегодня, ближе к вечеру, состоится нападение на кооператив Военно-промышленного комитета…
– Что на Большой Московской? – уточнил Григорий Евсеевич.
– Он самый. Дом номер 13. Дадим возможность начать грабить. Всех повяжем. Произведем аресты. Заполним камеры. В том числе и ту, в которой Канегиссер. Ночью «блатные» устроят потасовку. Заточка в сердце – и все дела.
– Исполнитель есть?
– К тому часу будет.
– Ну ты и лярва… А что с тем? – Председатель Комитета революционной обороны Петрограда двусмысленно недоговорил. Но Яковлева его поняла.
– С этим проще. Расстреляют. Утром. Это мелочи. Меня сейчас волнуют Шматко и Фролов. – Женщина слегка облизнула кончиком язычка тонкую нить губ. – Предположим, Фролова завтра ранним утром отправлю с продотрядом по области. Там с ним разберутся. А вот Шматко…
– Шматко возьму на себя. Дай адрес, где он проживает.
Хозяин кабинета удовлетворенно потер ладони рук. Хоть обстоятельства складывались и не совсем так, как он рассчитывал, тем не менее главное сделано. А детали не в счет.
Яковлева почувствовала: любовник немного расслабился, ход его мыслей вернулся к началу встречи: взгляд вновь начал блуждать вокруг ее гибкого тела.
– Смотри, с огнем играешь, – хищно оскалила зубки Варвара Николаевна. – Держи себя в руках.
– А не боишься, что Феликс пронюхает о наших с тобой…
– Переживу. Я его таким не раз видела. Знаю, как успокоить.
– Но, но… – Зиновьев театрально прищурился, – я мужик ревнивый, не люблю, когда мою собственность без разрешения лапают.
– Феликс может сказать то же самое. Причем с правом первенства. – Варвара Николаевна спрятала зубки, сбросила мужскую руку с колена, поднялась, слегка выгнувшись так, чтобы ткань натянулась на груди. – К тому же, если бы не он, видел бы ты меня в Питере. Сидела бы сейчас в Москве, безвылазно. А ты тут. И письма… Тоскливо…
– Насчет права первенства можно поспорить, – отозвался Григорий Евсеевич. – А вот по поводу Москвы, пожалуй, права. Да, кстати, посмотри. – Член Реввоенсовета 7-й армии потянул со стола исписанный мелким, округлым почерком лист бумаги, сунул его в руки строптивой любовницы. – Текст обращения. Можешь почеркать. Или добавить.
Варвара Николаевна просмотрела текст.
«Всем Председателям коммун Северной области! Всем работникам Чрезвычайных Комиссий! Всем первичным партийным ячейкам! Всем! Всем! Всем! Враг проявил свою звериную сущность! Сегодня, 30 числа сего месяца, в 11 часов утра подло убит председатель ПетроЧК, член Петроградского реввоенсовета Урицкий Моисей Соломонович. Враг нанес тяжелую рану на тело пролетарской революции! И этим он раскрыл себя и свои подлые замыслы! Дело революции теперь, как никогда, в опасности! От имени и по поручению Петроградского совета приказываю: немедленно привести все силы в боевую готовность. Чрезвычайным комиссиям во главе с председателями коммун организовать повальные обыски и аресты среди буржуазии, офицерства, чиновничества и студенчества! Также подвергать обыску и аресту всех подозрительных буржуа, будь то англичан или французов…»
– Ну как? – поинтересовался председатель Петросовета.
– Я бы написала более жестко и эмоционально. Впрочем, сойдет. А вот что делать с иностранцами, ума не приложу. Наших-то, понятно, под гребенку – и к стенке. А с теми будет столько возни…
– Справимся. Главное – показать силу. Кстати, Феликс уже выехал или только собирается?
– Понятия не имею. – Яковлева игриво прищелкнула язычком. – А ты что, уже начал ревновать?
* * *
Глеб Иванович
[6] еще раз просмотрел показания чекистов и охраны, задержавших убийцу товарища Урицкого, выслушал Озеровского, после чего попросил Аристарха Викентьевича на несколько минут покинуть кабинет. Едва за следователем закрылась дверь, Бокий указал Доронину на стул, сам же расположился на краю крепкого дубового стола.
– А теперь, Демьян Федорович, как на духу: доверяешь Озеровскому?
– Как на духу? – Доронин откинулся на спинку стула, с силой потер лоб шершавой от мозолей ладонью правой руки. – Не знаю. То, что полностью не верю, – точно. Вернись старая власть, перебежит. Но и сказать, будто враг, не могу. Дело знает. За два месяца, что Озеровский при мне, раскрыто двадцать четыре преступления, в том числе семь убийств. Опять же с миром уголовников хорошо знаком, знает все их повадки. Потому-то столько дел и раскрыли. Помните, без него самое большее тянули три-четыре в месяц. А сейчас совсем другое дело. Помогает, врать не стану. Да и против нашей власти ничего не говорит. Вроде как это… Лоялен. А так… А что, Глеб Иванович, причины имеются?
– Вот причина. – Бокий постучал указательным пальцем по листам протоколов допросов. – Не нравится мне все это. Крайне не нравится. Со слов Озеровского, невольно складывается картина, будто чекисты, арестовавшие Канегиссера, сделали все для того, чтобы убийца сбежал. Чуешь? По-другому я никак не могу расценить выводы старика. И тут, – Глеб Иванович вторично постучал пальцем по бумагам, – все «плавает». Одни показания не совпадают с другими. Вот и разбери, кто врет? Чекисты? Жильцы? Убийца? Или следователи подшаманили протоколы? Начнем с чекистов и следователей – люди проверенные. Прошли, что называется, огонь и воду. А вот вся остальная братия… Друг друга стоят. Хотя, с другой стороны, зачем врать жильцам? Канегиссеру – понятно, а им? Ты видишь смысл?
– Не знаю. – Доронин смущенно пожал широкими плечами.
– Вот и я не знаю. Кстати, слышал, в Питер едет Дзержинский? А, уже сообщили… Тогда сам должен понимать, до приезда Феликса Эдмундовича нужно разбиться в лепешку, но разобраться во всем. – Рука чекиста легла на сильное плечо матроса. – И разбиваться придется тебе, Доронин. Больше некому. Мало того, разбиваться будешь вместе с Озеровским.
Пальцы матроса коснулись верхней губы, на которой некогда росли усы. Опустились к уголкам рта. Проверили наличие щетины на подбородке.
– Может, кого другого дадите? – неуверенно отозвался Демьян Федорович. – Николаева или Ажгирея. Как они в июне сработали по фальшивомонетчикам. Красота! Сами их хвалили. Или взять Мазаева – раскрыл дело испанского консула… Как его…
– Штурца, – напомнил Бокий.
– Точно!
– Это все не то, Доронин. Не то! Здесь не ювелира грохнули. Контрреволюцией пахнет!
