Говорят, в числе приехавших родственников оказался некий отец, бросивший семью, когда его сын только родился. Сына никогда не видел и в глаза, но, узнав о его гибели, немедленно примчался, чтобы получить причитающиеся деньги…
* * *
Все подшефные лодки в Видяево имеют свои именные автобусы — «пазики». От гарнизона до дивизии несколько километров, и собственный транспорт экипажам очень даже нужен. На борту автобусов имена кораблей: «Даниил Московский», «Псков»… Есть «пазик» и с именем «Курска». Однажды «пазик» опрокинулся на дороге. Всю силу удара он принял тогда на себя, и никто из находящихся в нем офицеров и мичманов не пострадал. Тогда он прикрыл их собой… Сейчас этот автобус отдали вдовам и матерям погибших. Каждый раз, встречая его, подолгу смотрю вслед. Известно, что у каждого корабля есть душа — это знает каждый моряк. Автомобилисты говорят, что душа есть и у каждого автомобиля. Если это так, то «курский пазик» сейчас несчастнейший из несчастных. Раньше в нем смеялись и шутили, теперь же только плач и рыдания. Теперь он тоже сирота.
* * *
Целый день провожу в отделе кадров дивизии. Мичман-кадровик ставит передо мной два больших облезлых чемодана, полностью заполненных красными папками — это личные дела офицеров и мичманов «Курска». Каждая папка — чья-то жизнь, спрессованная в характеристики, аттестации и автобиографии. Времени у меня не хватает катастрофически, поэтому стараюсь схватить самое главное. Наши служебные характеристики на редкость безлики и однообразны. Написаны почти под копирку, но все равно нет да и выплеснется на их страницы чья-то индивидуальность. Каждой такой находке радуюсь, ведь в ней виден живой человек! Мичман деликатно меняет мне уже остывший чай. Нет времени даже попить. Личные дела старших офицеров увесисты и достаточно информативны. Самое страшное — лейтенантские папки. Их было девять лейтенантов 1999 года выпуска. Их папки почти невесомы. В каждой одна, еще училищная, характеристика, маленькая, в одну страничку, автобиография, где больше написано о папе, маме, сестрах и братьях, чем о самом себе, и мальчишеская фотография в неловко сидящей лейтенантской тужурке.
Когда-то и мы за полгода до выпуска вот так же фотографировались для своего будущего личного дела. У училищного фотографа была для этого дела припасена тужурка, белая рубашка и галстук, и мы по очереди облачались в нее, чтобы запечатлеть себя для первого в нашей жизни офицерского документа. Сколько было потом радости! Мы рассылали эти фотографии родителям, девушкам и знакомым. Мы с трогательными надписями дарили их друг другу. И сегодня в моем старом училищном альбоме с нескольких страниц смотрят на меня мои друзья-однокашники в одной и той же единой для всех лейтенантской тужурке.
Вглядываюсь в лица лейтенантов конца девяностых. По возрасту они почти годятся мне в сыновья, и почему-то чувствую себя виноватым перед ними, почему? Может быть, за то, что сумел прожить намного больше, чем было отмерено им. Чем я могу искупить эту невольную вину? Наверное, только тем, что попытаюсь рассказать о том, какими они были…
* * *
Мои соседи по гостинице— врачи-психологи. Часть из них приехала из военно-медицинской академии, а часть по велению души и сердца из далекой Сибири. Сколько ни слышал отзывов, все им очень благодарны. Каюсь, изучая психологию в училище и академии, всегда относился к ней с некоторым недоверием, считая ее заумной и кабинетной наукой. Теперь понимаю, что был неправ.
Моя комнатка стенка в стенку с номером руководителя психологического десанта доктором медицинских наук полковником Владиславом Шамреем. Каждый день пересекаясь где-нибудь в городке, мы договариваемся встретиться и побеседовать, но никак не получается. Все общение у нас на ходу: он торопится в одну сторону, я в другую.
Познакомился с Галиной Тихоновной Ковалевской — главный психолог международной ассоциации «Марафонское зимнее плавание» из Новосибирска, узнав о беде, приехала за собственные деньги. На что живет и как питается, непонятно. Когда спрашиваю, отмахивается: «Разве это сейчас главное!» Все время в семьях. Галина Тихоновна рассказывает:
«С раннего утра до поздней ночи каждый день ходим по семьям. Жуткие истерики, падали почти замертво и жены и матери. Были и конфликты, особенно между матерями и невестками. Что поделать, нервы у людей на пределе. Сглаживали. Запомнилась одна пожилая женщина-пенсионерка. Всю жизнь проработала дояркой в колхозе. Пенсию колхоз не платит, а дает пятнадцать талонов на хлеб. Жила только тем, что посылал сын, как теперь быть, не знает. Говорит, что лучше бы сразу умерла вместе с сыном, ведь теперь все равно умирать от нищеты».
Сергей Джангалеев тоже из Сибири. Прошел Афганистан, Спитак, Чечню. Врач-психиатр и клинический психолог. Очень хочется сесть и поговорить, порасспрашивать, но катастрофически не хватает времени.
Психологи успевают не только общаться с семьями экипажа «Курска», параллельно работают с учителями в школе и воспитателями детских садов, проводят занятия по психокоррекции с детьми. Когда все успевают, совершенно непонятно. Бескорыстие полное. Взамен абсолютно ничего не требуют, лишь бы вдовам и матерям было хоть немного полегче. Общаясь с психологами, постоянно подспудно испытываю угрызение совести. Я, в отличие от них, приехал в Видяево в официальную командировку, а они за счет собственных отпусков. Удивительное единение врачебного и гражданского долга, помноженное на нашу российскую доброту и сострадание.
* * *
В день отъезда в небе над Видяево внезапно появилась двойная радуга. Сколько живу, никогда ничего подобного по красоте и величественности не видел. Словно некие двойные небесные врата раскрылись пред тобой. Рядом со мной стоит фотограф Володя Раубе. Он, торопясь, несколько раз фотографирует радугу. И вовремя, на наших глазах она быстро тает. Мы обмениваемся мнением, что это наверняка некий знак свыше, но знать бы какой? Сегодня воскресенье, а потому рейсовый автобус до Мурманска полон студентов, возвращающихся в свои институты и колледжи. Две девочки, сидящие позади меня, громко обсуждают письмо бывшего школьного одноклассника. Судя по разговору, он учится в военно-морском училище, переписывается с одной из них и после окончания училища непременно хочет вернуться в Видяево на лодки. Девочки радуются письму и возможной скорой встрече с одноклассником. Что ж, несмотря ни на что, наши мальчишки все так же мечтают о подводных лодках, а девчонки все так же готовы ждать их из моря. Пройдет совсем немного времени, и это новое поколение взойдет на мостики кораблей, чтобы продолжить дело тех, кто не успел его сделать. Для них «Курск» будет лишь тяжелым воспоминанием юности, воспоминанием, которое они, впрочем, никогда не забудут.
* * *
А в Москве, в редакции, меня уже ждало письмо из далекого шахтерского сибирского городка Черемхово, что в Иркутской области. Писали ветераны-моряки. Там, в Черемхове, 27 августа 2000 года они открыли памятник своим землякам с подводной лодки К-129, погибшим тридцать один год назад. Деньги на памятник собирали по копейке всем миром и, как водится на Руси, собрали. Увы, открытие мемориала пришлось на дни новой трагедии. Немая и скорбная связь времен…
