Сейчас бы Жаков все отдал за чашку жирного плова. Да и от бишбармака бы не отказался. А то едят всю дорогу всухомятку – надоело. И тушенка надоела, и сгущенка с галетами. Быстрее бы домой – там Нина ему такой супец куриный сварганит. А может, и пельменями побалует, а то что-нибудь и из корейской кухни сочинит. Она ведь многому научилась у этого проклятого Ким Ден Сана. Человек она любопытствующий, все на лету схватывает. Это у нее с детства, оттого на столе Жаковых и не переводились все эти курники, холодцы, беляши да компоты. У матери своей научилась готовить, а та – у своей. Так и шла эта череда от поколения к поколению, так и передавалось родовое мастерство.
Однажды Алексей в присутствии жены посетовал на то, что в России ему будет некому приготовить настоящее домбури, а ведь он к нему привык. Как привык он и к другим местным блюдам. Но Нина успокоила его: не волнуйся, говорит, будет тебе и домбури, и пян-се, и кимчхи из бэчу, и сикхе из камбалы. Хве из трепангов не обещаю, потому как этих морских червей дома днем с огнем не сыщешь. Но суси и мисо, а вместе с ними такуан и тофу я тебе приготовлю. Алексей даже задохнулся тогда от восторга. Надо же, он и названия-то эти никогда бы в жизни не запомнил, а жена, мало того что знает их назубок, так еще обещает, что эти блюда всегда будут у них на столе. Разве не чудо?..
2
А когда-то Жаков и представить себе не мог, что на свете существует столько вкусной еды. Жили-то в селе бедно, часто перебиваясь с хлеба на воду. Из блюд были одни каши да затируха. Мясо и сало ели только по праздникам, и то не всегда. У кулаков – да, это добро водилось, но на то они и кулаки. Поработаешь, бывало, на них – они тебя в награду и накормят. И сала нарежут, и борщ с мясом подадут.
Оттого, наверное, и Рождество беднота любила, когда можно было с колядками пройтись по селу и поесть от пуза. Особенно с нетерпением ждала этот праздник детвора, которая была пошустрее взрослых и поэтому успевала первой урвать кусок сладкого пирога или ватрушку. Стоит занесенное снегом село, из труб дымы идут, растворяясь в высоком холодном небе. Это бабы кизяки с дровами да соломой жгут в русской печи, а потом горячий поставят противень – на нем и пекут всякую всячину. И курники готовят, и лапшевники, и пироги. Те, что победнее, тоже не хотят ударить в грязь лицом. Нет, конечно, такого разнообразия на столе, как у богатых, у них никогда не будет. Однако тоже хотят в этот день себя побаловать, а если надо, то и угостить соседей. Стакан бражки налить да пирожок к этому делу подать.
Зайдешь, бывало, в рождественскую ночь в такую избу, а там пирогами свежими и хлебом подовым пахнет – с ума сойти можно. Хозяева уже навеселе, брагу пьют, пирогами закусывают – морды у всех красные. Тут же телята с ягнятами под ногами мельтешат, сиську мамкину ищут. На морозе они сразу погибли бы, так что на зиму их в теплую избу поселяли. Здесь их и молочком напоят, и приласкают. У мамок после родов молоко еще пасочное, водянистое – молозиво, одним словом. Его люди не пили, да и живность морды воротила. Так что приходилось его в тюрю обращать, подсыпая в него муки. Но ничего, проходило немного времени, и молоко родительниц становилось густым, вкусным. Тогда и детишки их становились веселыми.
Лешка тоже любил пройтись с дружками по селу с колядками. Бывало, собьются они в небольшие стайки и с сумками через плечо пойдут от дома к дому. Постучат в дверь, спросят, можно ли пославить. Получив разрешение, тут же начинали петь:
Рождество Твое, Христе Боже наш!
Воссияй миру, Ты свет разума.
Небо, звездою служащее,
И звездою тягуся…
И Тебе видно с высоты высокой,
Господи, слава Тебе!
Дево дне пресущего Сына ворождает.
И земля вертепному пресущему
Сыну приносит.
Господи, слава Тебе!
Получив подарочки, пацаны шли дальше. На пути им встречались другие ватаги. «А мы у попа были, по три копейки он нам дал». «А мы у монашек в овраге были, они нас печеньем угостили и конфетами». К монашкам малышня больше всего любила ходить – те делали вкусные «гусиные лапки» и «раковые шейки».
До утра так находятся, что ноги едва волочат. И все равно продолжают славить, а заодно и колядовать в надежде, что им что-то за это перепадет.
Открывайте сундучки,
Вынимайте пятачки.
У кого нет пятачка,
С того горшочек молочка.
Маленький вьюночек,
Сяду я на стульчик.
Славить я не умею,
Просить я не смею.
Господа, вы знайте —
По копейке дайте.
Вам на потешки,
А нам на орешки.
Хозяйка сжалится, станет угощать. Кому блин сунет в руки, кому крендель. Копейку – редко, еще реже – конфету. Но ребятишки, а они, черти, успели уже не одну избу обойти, сыты и блинам не рады. Им бы копеечку – сладостей в лавке купить.
А во дворах гульба идет. Устав сидеть дома за столом, народ вываливает на улицу. Кто-то, прихватив с собой закуску, кто-то – четверть с самогоном. Водку редко кто пил, дорого. И то: если пуд пшеницы стоил сорок копеек, то чекушка все рубль двадцать.
Снова выпьют – и давай давить песняка.
«Как родная меня мать провожала…»
Или еще:
«Где эти лунные ночи,
Где этот пел соловей?
Где эти карие очи,
Кто их ласкает теперь?..
И все это под балалаечку, ибо гармонь была редкостью в деревне. Где-то лет в десять Лешка тоже научился играть на балалайке, и его стали приглашать на вечеринки, где он играл, бывало, до потери пульса всякие там кадрили да полечки. Если балалаечник вдруг задерживался, то кадриль начинали плясать «под голоса»:
Пололи, пололи ленок,
Мы пололи ленок беленький.
Воротися, друг мой миленький,
Не воротишься – покаешься,
Придешь домой – догадаешься…
В основном собирались у вдов. Те постоянно нуждались в дровах, вот молодежь и несла в качестве пропуска на вечеринку по полену. Когда нагуляются, девки вымоют полы, прежде чем идти целоваться с поджидавшими их кавалерами.
«Эх, как же давно все это было!» – невольно вздохнул Алексей. Кажется, целая вечность прошла. Интересно, что там сейчас в его родной Кураповке? Все ли мужики вернулись с фронта? То, что Иван, старший брат, без вести пропал, это он уже знает, а что Александр? В последнем своем письме сноха писала, что он был тяжело ранен где-то под Берлином. Жив ли?..
А вот Нинины братья Иван да Петр, слава богу, живыми вернулись с фронта. Неделю попьянствовали – и на завод, куда их когда-то пацанами привел Жаков. «Ты б, Леша, устроил их на свой КАТЭК, – попросила его теща. – Нечего им без дела шляться». А тут война…
Жаков, наверное, так бы и продолжал предаваться воспоминаниям, но тут из купе, что находилось в другом конце коридора, вышел один из их подопечных. Это был Чен. На нем был все тот же полувоенный китель, по обыкновению застегнутый на все пуговицы. «Надо же, какой педант», – подумал Алексей. Впрочем, он уже ведет себя как лидер, а лидер должен подавать народу пример. Это касается и его морального облика, его взглядов, его привычек, внутренней культуры. Люди, глядя на такого человека, должны увидеть в нем то, чего не хватает в них самих, ощутить его силу и власть над ними. Разве это лидер, если он такой же, как все?
