– До Восточной Пруссии и Прибалтики… – подсказал ему Алексей, не уверенный в том, что корейцы знают, где это все находится.
Те кивали, вроде как поняли. В это время Козырев перевел свой взгляд на Бортника.
– А вот это капитан Бортник… У него похожая биография, – указывая на Жору, продолжил Козырев. – Тоже сын трудового народа… Как и товарищ Жаков, он прошел вместе со своим соединением славный путь… Сталинград брал? – спросил он Жору.
– Так точно! – ответил тот.
– А Кенигсберг?
– И его тоже…
– Ну вот… – подытожил Козырев. – Я и говорю…
Корейцев Козырев представил бегло. Первым был человек в полувоенном кителе. Его он представил как товарища Чена. Когда Козырев назвал его фамилию, тот встал и вежливо поклонился.
А вот седой старикан, которого Алексей принял за корейского Плеханова, назвал себя сам.
– Ро… – поднявшись из-за стола, коротко сказал он и сел.
Третьим по рангу оказался зрелого вида человек с бойцовским взглядом, у которого была самая распространенная в Корее фамилия Ким. Когда его назвали, он вставать не стал – лишь улыбнулся и помахал офицерам рукой.
– А я Ен Ген, – заметив, как Козырев ломает голову, вспоминая его имя, произнес молодой кореец – тот самый, с хитрыми лисьими глазами. – Но вы можете звать меня Евгением… или просто Женей…
Сказав это, он не поленился подойти к офицерам и пожать им руки.
После знакомства гостям позволили войти в гостиную, и застолье продолжилось. Были заздравные тосты, заверения в вечной дружбе, рукопожатия, постепенно переходящие в хмельные лобзания… Корейцам желали без приключений добраться до дому, а главное – успехов в строительстве нового государства. Те были взволнованы и растроганы одновременно. Растроганными выглядели и женщины. Сбившись в табунок из кимоно, они с большим вниманием слушали от дверей речи мужчин, одновременно наблюдая за тем, не закончилась ли у них еда и не пора ли поставить на стол очередное блюдо.
А вечером корейцев доставили на вокзал вместе с их небогатым скарбом. Вначале подъехали горкомовские легковушки с людьми, а следом причалила на привокзальной площади и полуторка с чемоданами. Появившиеся тут же солдаты в энкавэдэшной форме, быстро разгрузив машину, перенесли чемоданы в вагон. Заодно они забросили туда и несколько туго набитых продуктами новеньких вещмешков.
Контрразведчики вместе со своим старшим пришли загодя, осмотрели вагон, познакомились с проводниками – мужчиной средних лет и моложавой крепкой бабенкой, которые, как их предупредили, были нештатными сотрудниками НКВД, и, устроившись в самом дальнем купе, стали ждать. В окно они видели, как подъехал грузовик с продуктами.
– Пойдем, Гош, поможем ребятам, – предложил Алексей товарищу.
Гошу не надо было долго упрашивать.
– У, какой тяжеленный! Будто бы гранаты в нем. Что это? – принимая из рук солдатика очередной вещмешок, спросил Бортник.
– Это сухой паек, – пояснил тот.
– «Сухпай»? – удивился Жора. – О це гарно! Интересно, а сало там есть?
– Хохол он и есть хохол, – улыбнулся стоявший за его спиной Козырев. – Это тот первым делом спросит о сале, а уж потом поинтересуется вашим здоровьем.
Жора хмыкнул.
– Обижаете, товарищ Козырев! Для меня здоровье ближнего дороже даже, чем… – он сглотнул слюну. – Чем даже самое вкусное сало.
– Да ну! – вроде как не поверил ему старшой.
– Точно вам говорю! – на полном серьезе произнес тот.
– Ладно, давайте-ка несите продукты в нашу каюту, – приказал офицерам москвич. – Не в проходе же им находиться…
– А что с чемоданами делать? – спросил Жора.
– С чемоданами пусть наши корейские товарищи сами разбираются, – сухо бросил Козырев и ушел в свое купе.
Следом за чемоданами в вагоне появились корейцы. Они несуетливо заняли несколько купе и притихли у окон с растерянными взорами уходящих в неизвестность людей. Заговорило вокзальное радио, известив об отправлении поезда. Зашипел, затужился где-то впереди паровоз, попытавшись сдвинуть с места вагоны, после чего судорожная волна пронеслась-прокатилась по всему составу. Все, прощай, гостеприимный Хабаровск! Мы не забудем тебя никогда. Так, наверное, думали корейцы, с мокрыми глазами приникшие к окнам вагона. Паровоз, подав протяжный гудок, медленно потащил вагоны на восток. Туда, где в черных тучах сгущалось небо, готовое пролиться холодным осенним дождем.
– Ну вот и все, – сказал Козырев. – Можно резать соленый огурец…
Бортник с Жаковым непонимающе посмотрели на него. О каком он огурце говорит? А тот смеется. Эх, вы, дескать, молодежь! Неужто не понимаете? Ну, что в таких случаях обычно полагается? Конечно же выпить по рюмке-второй за благополучную дорогу. Чтобы вроде того, что от напасти не пропасти… А то бывает невелика напа́сть, да спать не дасть. Ведь, что ни говори, а сколько у Бога дней впереди, столько и этих самых напастей. Как с ними бороться? А кабы кто знал! Может, он один здесь выход – выпить да пожелать друг другу удачи…
Как и в прошлый раз, у Козырева для этого случая было кое-что припасено. Только вместо коньяка была водка. При этом самая плохая – так называемый «сучок», который, по слухам, делали из опилок. Время-то голодное, послевоенное, на хлеб зерна не хватало, вот и гнали водку из всякой дряни. Не продукт, а сущий суррогат. В другое бы время пить не стали, а теперь куда денешься? В войну-то и того было хуже. В той же Сибири, говорят, чтобы бабоньки не замерзли зимой, роя котлованы под будущие военные заводы, им подвозили бочки с «тройным» одеколоном и они его глушили за милую душу. А здесь еще ничего, здесь водка, хоть и наипаршивейшая…
Прежде чем выпить, стали решать-рядить, а не позвать ли на этот небольшой сабантуйчик корейских товарищей. Дескать, вроде как неудобно одним-то пить.
– Ладно, не будем мешать им… – подвел итог Козырев. – Они там со своими семьями… Устраиваются… А мы вдруг с водкой…
В общем, корейцев не стали тревожить – выпили сами. Вначале прикончили одну бутылку, потом другую…
– Это мы здесь можем позволить себе выпить, на своей территории, а как только пересечем границу с Кореей, все, «сухой закон»! Слыхали о таком? – закусывая водку галетой, – их положили им в сухпай вместо хлеба, – спросил Козырев.
– Это что у американцев в двадцатые годы был? – задал вопрос Жора.
– Он самый, – ответил Козырев. – Дело стоящее, особенно когда нужно мозги свои привести в порядок.
Бортник хмыкнул.
– У нас это бы не прошло, – заключил он.
– Почему же? – спросил москвич.
– Так ведь водка что сало, без нее никуда… Да и вообще это основа нашего государственного бюджета. Не будь ее – на чем бы мы строили свою финансовую политику? Мы же изолированы от всего мира, и нашу продукцию нигде не берут… Так сказать, бойкотируют.
