А еще они любили бывать на Жигулевских горах. Такое случалось редко, но уж если они туда попадали, то обязательно совершали лодочный поход по Самарской луке. Это был излюбленный маршрут для туристов, который молодежь называла «кругосветкой». Сядешь в лодку в одном месте и, обогнув Жигули, туда же вернешься потом…
Вот там, на этих горах, они однажды и встретили с Ниной рассвет. Специально поднялись на кручу, чтобы понаблюдать за восходом солнца.
Вокруг тяжелая цепь гор, покрытых широколиственными и хвойными лесами. Берендеево царство – не меньше. Войдешь в лес и заблудишься. Алексей помнил, как, поднимаясь в темноте на гору, Нина боялась оступиться, а еще больше боялась, что они заблудятся. Он подтрунивал над ней: дескать, я и не знал, что ты такая трусиха. Ты же, мол, спортсменка, лыжную гонку выиграла на городских соревнованиях. А она: то лыжи, а здесь горы… Успокоилась, когда они оказались на вершине, откуда хорошо просматривался горизонт. Но это днем, а тогда еще было темно, и лишь где-то далеко-далеко на востоке тонкой пурпурной полоской обозначился рассвет. Ждать пришлось недолго, и вот уже огромный раскаленный шар, пробив земную толщу, медленно всплывал над горизонтом, покрывая золотом все вокруг: и далекие леса, и пашни, и луга, и речки, и озера… Вспыхнуло небо, и померкли звезды. А огненный шар продолжал величественно и гордо подниматься над землей. Вот, оторвавшись от нее, он поплыл вверх…
– Как красиво! – прижавшись к мужу, восхищенно произнесла Нина. В ее зеленых глазах отразились все краски возникшего чуда – и золото, и бездонная голубизна небес, и сахарная свежесть плывущих над головой облаков, и сизый шорох беззвучно плывущего снизу от Волги тумана…
«Вот… вот это то, для чего мы живем! – очарованный зрелищем, радостно думал Алексей. – А мы, дураки, все ищем ответ, в чем смысл жизни… Да здесь он, здесь, в этом чудном миге рождающегося дня! Ведь это начало всех начал. Здесь и мир, и покой, и сила энергии, и надежда, и свет… То, что необходимо нормальному человеку. Иного не должно быть. Иное сродни плоду больного воображения. Все эти кровавые войны, революции, политика, погоня за деньгами… Это ничто по сравнению с тем, что они видят сейчас. Ничто! Это всего-навсего жировые отложения нашего порой бесплодного сознания, превращающегося часто от этой бесплодности в нечто агрессивное и уродливое».
Однако этот миг счастья длился недолго. Поднявшись выше и обозначив перспективы жизни, солнце поблекло и превратилось в обыкновенный день, напомнив об обыденности и бренности мира. Очарованные и одновременно растерянные спускались они тогда с высот своих чувств на грешную землю, где было все, как всегда: и эти кровавые войны, и революции, и политика, и погоня за деньгами, и где была лишь капелька надежды на то, что увиденное ими чудо вновь когда-нибудь повторится. Эта капелька только и питала их все эти годы, не давая им упасть и запутаться в череде мировых обстоятельств. Она сохраняла им силы и веру в то, что все у них будет когда-нибудь хорошо…
Глава двенадцатая
1
Обычно к командировке готовишься загодя, однако на этот раз все вышло как-то быстро. Не дав даже закончить начатые дела, более того, попрощаться с женами, их посадили на самолет – все, ни пуха ни пера. Но почему именно они… – не понял Алексей. Вон их сколько – «зеленых» лейтенантиков – бесцельно бродит по казенным коридорам, любой бы сошел. Нет, им обязательно подавай тех, у кого и без того дел невпроворот.
А тут еще эта шифрограмма из Москвы, будь она неладна. Ее Жакову доставили прямо на дом, когда была глубокая ночь. Он еще выговорил тогда бойцу: дескать, не мог утра подождать? А тот: срочная, товарищ капитан!
Прочитал тогда Алексей бумагу и тут же за голову схватился. Да что они – с ума, что ли, все посходили в этом Кремле? Ведь сейчас тут такое начнется!..
Это был приказ, отправленный в адрес политических отделов соединений и оперативных групп СМЕРШ, находившихся в Корее: обеспечить всемерную поддержку здешним властям в их стремлении в ближайшие время начать коренные социально-экономические преобразования в этой стране.
«Ну хотя бы чуток подождали», – подумал Жаков. Вот наладилась бы немного жизнь – тогда другое дело. А пока еще все так зыбко. Ни тебе гражданской власти, ни государственных институтов – ничего. Беднота – ладно, той терять нечего, но попробуй сейчас тронь этих всех купцов да заводчиков – такой вой поднимут! Это ж у них собственность придется отнимать, а он помнит, как они с братом даже за единственную лошаденку, которую у них забрали в колхоз, готовы были советской власти горло перегрызть. А тут не лошаденка, тут цена вопроса намного выше.
Жаков тут же живо представил себе, как поведет себя здешнее население, когда утром узнает, что его ждет впереди. Известие это явно произведет эффект разорвавшейся бомбы. Куда там Хиросиме! И сразу отвернутся от него все эти довольные жизнью люди, которые еще недавно заискивали перед ним и его женой, сразу перестанут приглашать к себе в гости, наносить визиты, просто дружески улыбаться… Боже мой, какая чудовищная ошибка! Японцы и те не отнимали у этих людей всю их собственность – лишь заставляли платить налоги в императорскую казну. Оттого и отношение к ним со стороны здешней публики было более-менее лояльное. Конечно, русским они не преминули пожаловаться на оккупантов, но это в основном так, для порядка. Чтобы, значит, найти сочувствие у новых завоевателей, а заодно и выказать свою лояльность к ним.
Но потерю собственности они не переживут. Неизвестно, как они себя поведут, только на русских они теперь будут смотреть как на врагов.
Так оно и вышло. Не успело местное радио, а за ним и газеты сообщить новость, как город забурлил. Все вдруг пришло в движение. На улицах появилось большое количество автомобилей, в том числе и грузовых, которые вдруг нескончаемым потоком потянулись в сторону юга. Туда, где хозяйничали американцы. Даже ночью не прекратилось это движение. А утром недалеко от города под железнодорожным мостом военный патруль обнаружил двух повешенных советских бойцов, у которых на шее висели дощечки с корявой, сделанной наспех надписью на русском: «Смерть оккупантам!»
«Началось! – сокрушенно вздохнул Жаков. – Впрочем, все это я предполагал. Но это только цветочки – ягодки будут впереди».
Уже скоро город стал неузнаваемым. Встали заводы и фабрики, закрылись двери мелких мастерских, магазинчиков, харчевен, перестали вести прием частные клиники. Вслед за этим на улицах исчезли улыбки, и в глазах людей появились не то страх, не то растерянность.
Однажды, придя поздно вечером домой, Алексей застал свою жену в слезах.
– Ты что это? – спросил. – Или что случилось?..
– Случилось… – сказала она и протянула ему какую-то записку.
«Капитан! Если ты не уедешь из этого города, мы убьем тебя и твою мадам», – прочитал он.
Ну, это было уж слишком. Тут же пришлось организовать охрану дома, кроме того, с этой поры Нина ходила на работу только в сопровождении ординарца Васи Гончарука. Она было хотела протестовать: дескать, со мной ничего не случится – это тебе, Леша, нужна охрана, но он и слушать ее не стал. Его же теперь охранял вооруженный винтовкой кореец из местной службы государственной безопасности – этакий невысокий молодой человек, у которого была большая голова и крепкие узловатые руки. «Крестьянский сын», – тут же определил Жаков и проникся к нему уважением. А тот вскоре и выручил его.
