— Пора бежать, — сказал Паук брату. — Большой босс хочет со мной поговорить.
Он разорвал связь.
— Опять личные разговоры в рабочее время, Нанси? — сказал Грэхем Хорикс.
— Абсо-хрен-лютно, — согласился Паук.
— Это меня вы назвали «большим боссом»? — поинтересовался Грэхем Хорикс, когда, пройдя по коридору, они переступили порог его офиса.
— Так вы и есть самый большой, — ответил Паук. — И самый боссовый.
Грэхем Хорикс поглядел на него озадаченно: он подозревал, что над ним смеются, но не знал наверняка, и это сбивало его с толку.
— Присаживайтесь, хе-хе, присаживайтесь.
Паук присел.
В обычае Грэхема Хорикса было поддерживать постоянную текучку кадров в своем агентстве. Одни сотрудники приходили и уходили. Другие приходили и задерживались ровно до того момента, когда их работа вот-вот начнет давать хоть какие-нибудь права на защиту рабочего места. Толстый Чарли протянул дольше всех: год и одиннадцать месяцев. Еще месяц, и он получит право на выплаты по сокращению штатов или же арбитражные суды станут частью его жизни.
Была одна речь, которую Грэхем Хорикс всегда произносил перед тем, как кого-то уволить. Он очень ею гордился.
— В жизни каждого из нас, — начал он, — иногда случаются дожди. Но среди туч всегда светит лучик надежды.
— Нет худа без добра, — любезно вставил Паук.
— Э-э-э… Да. Воистину. Э-э-э… И когда мы идем сей юдолью слез, нам нужно думать, что…
— Первая рана всегда больнее.
— Что? А… — Грэхем Хорикс порылся в памяти, что же там дальше. — Счастье, — провозгласил он, — подобно бабочке.
— Или синей птице, — согласился Паук.
— Воистину. Позволите закончить?
— Конечно. Не стесняйтесь, — весело предложил Паук.
— Душевное счастье каждого сотрудника «Агентства Грэхема Хорикса» для меня не менее важно, чем мое собственное.
— Вы даже себе представить не можете, — вставил Паук, — как этим меня порадовали.
— Да, — сказал Грэхем Хорикс.
— Что ж, наверное, мне лучше вернуться к работе, — отозвался Паук. — Но речь мне понравилась. Когда в следующий раз захотите поделиться своими мыслями, только позовите. Вы знаете, где меня искать.
— Счастье… — повторил Грэхем Хорикс, чей голос прозвучал несколько сдавленно. — И вот о чем я подумал, Нанси… Чарльз… Вы у нас счастливы? Разве вы не согласитесь, что, возможно, были бы счастливее где-то еще?
— А я об этом не думал, — улыбнулся Паук. — Знаете, о чем я думал?
Грэхем Хорикс промолчал. Так увольнение еще никогда не проходило. Обычно на этой стадии сотрудники бледнели, наступал шок. Иногда они плакали. Грэхем Хорикс ничего не имел против слез.
— А думал я, — продолжал Паук, — интересно, зачем вам счета на Каймановых островах? Знаете, такое впечатление, как будто деньги, которые должны попасть на счета наших клиентов, иногда уходят на Каймановы острова. Странная организация финансов, правда? Ведь деньги-то на этих счетах оседают. Я впервые такое вижу и надеюсь, что вы сможете мне все растолковать.
Грэхем Хорикс побелел как полотно, точнее, стал того цвета, какой в каталогах красок фигурирует под названием «Пергамент» или «Магнолия».
— Как вы получили доступ к этим счетам? — выдавил он.
— Компьютеры. Вы тоже от них на стенку лезете, да? Как вы тогда лечитесь?
Глава агентства на несколько долгих минут задумался. Ему нравилось считать, что состояние его финансов до крайности запутано, и если когда-нибудь отдел по борьбе с мошенничеством учует какие-нибудь махинации, полиции будет крайне трудно объяснить судье, в чем, собственно, они заключались.
— В оффшорных счетах нет ничего противозаконного, — насколько мог небрежно, бросил он.
— Противозаконного? — переспросил Паук. — Надеюсь, что нет. Ведь если бы я увидел что-то противозаконное, мне пришлось бы сообщить в соответствующие инстанции.
Грэхем Хорикс взял со стола ручку, снова положил.
— Э-э-э… — протянул он, — так приятно было поболтать, побеседовать, провести время и вообще пообщаться с вами, Чарльз, но, полагаю, у нас обоих есть работа. Время не ждет. Оттягивать да откладывать — только время воровать.
— Жизнь — это рок-н-ролл, — предложил Паук, — но я балдею от радио.
— Как скажете.
Толстый Чарли начинал понемногу чувствовать себя человеком. Ничего уже не болело, тошнота не подкатывала медленными волнами к горлу. И хотя он еще не был уверен, что мир — приятное и радостное место, но все-таки вышел из девятого круга похмельного ада, а это само по себе было не-неплохо
Дейзи захватила ванную, теперь оттуда доносился звук бегущей воды, за которым последовал довольный плеск. Он постучал в дверь.
— Я тут, — сказала Дейзи. — Лежу в ванне.
— Знаю. То есть не знал, но подумал, что ты скорее всего там.
— И?
— Просто интересно, — сказал он через дверь. — Интересно, почему ты с нами поехала? Вчера вечером?
— Ну, у тебя был потрепанный вид, а твоему брату как будто нужна была помощь. Сегодня утром у меня выходной, поэтому вуаля.
— Вуаля, — повторил Толстый Чарли.
Все просто: с одной стороны, она его пожалела, с другой, ей действительно понравился Паук. Да. Брат у него всего один день, и уже ясно: от отношений с новым родственником сюрпризов ждать нечего. Паук здесь крутой, а он лишний.
— У тебя красивый голос, — сказала Дейзи.
— Что?
— Пока мы ехали домой на такси, ты пел «Незабываемую». Красиво вышло.
Каким-то образом ему удалось вытеснить воспоминания о караоке, загнать их в дальний уголок, где он прятал все неприятное. А теперь они вернулись, и Толстый Чарли ужасно об этом пожалел.
— Просто замечательно вышло, — продолжала она. — Споешь мне еще потом?
Толстый Чарли стал отчаянно подыскивать отговорки, но его спас звонок во входную дверь.
— Кто-то пришел, — с облегчением сказал он.
Спустившись, он отпер дверь, и мир разом снова почернел: мама Рози наградила его таким взглядом, от которого свернулось бы молоко. Но промолчала. В руках у нее был огромный белый конверт.
— Здравствуйте… — пробормотал Толстый Чарли. — Миссис Ной. Рад вас видеть. Э-э-э…
Потянув воздух носом, она подняла конверт повыше — точно щитом прикрылась.
— Ах вот как, — сказала она. — Вы дома. Так-так. Пригласите меня войти?
«Вот именно, — подумал Толстый Чарли. — Таких всегда нужно приглашать. Только скажи «нет», и она уйдет».
