– Дальше, на поляне. Там и след Кличени. Я думаю, что его уже размыло дождём. – Иванок подобрал карабин под мышку и спросил: – Тебе Зинка ничего не рассказывала? О том, кого она однажды встретила здесь, недалеко, на дороге?
– Рассказывала. То место, где они с Прокопием повстречались с «древесными лягушками» – ближайший путь к аэродрому.
Ничего не найдя, кроме размытого следа на муравьиной кочке и нескольких головешек в кустах, они сели на коней и двинулись по просеке в сторону хутора Сидоряты. Головешки от костра были явно раскиданы с тем расчетом, чтобы их не обнаружили в одном месте.
Коней особо не торопили. Ехали, посматривали по сторонам, слушали осенний лес. Лес в октябре замирает. Звуки становятся редкими, отчётливыми, и слышны порой за несколько километров. Но ничего необычного, что нарушало бы жизнь осеннего леса, они не услышали. Ещё какое-то время колыхались в сёдлах молча, а потом начали тихо переговариваться. Первым молчание нарушил Иванок:
– Даже костром не пахнет. – Он остановил коня, прислушался, поводил носом. – Костёр бы я за несколько километров учуял. А сейчас такое время, что без костра в лесу не проживёшь.
– Да, ты прав. Они, кроме всего прочего, должны ведь где-то жить. Ночевать. Ночи стали холодные. Под ёлкой особо не полежишь. Даже у костра. Мы с тобой жили в лесу. Ты сам знаешь, что это такое. Холод, сырость. Единственное спасение – костёр.
– Если они не ночуют на хуторе…
Иванок резко натянул поводья. Конь шарахнулся с дороги.
– Ты что? – Воронцов пригнул голову, толкнул вперёд затвор.
– Там мина. – Иванок спешился, привязал повод к берёзе. – Если мы погубим хотя бы одного коня, деревне зимой придётся туго. Да и дядю Петю опять в комендатуру потащат.
– Осторожней, – сказал Воронцов, наблюдая за тем, как Иванок выкручивает взрыватель.
– Свеженькая. Как будто вчера поставили. И след вон есть. – Иванок отбросил в сторону взрыватель, осторожно вытащил из земли продолговатый цилиндр шпринг-мины и поставил её под берёзу. Сверху присыпал листьями. Лунку затоптал.
– Похоже, кто-то очень сильно заботится о том, чтобы лес как можно дольше считался опасным местом, где мины на каждом шагу и куда лучше не соваться.
– Что будем делать?
– Пока ясно только одно: по дороге ехать нельзя.
Повернули коней в лес. Протискивались между деревьями, объезжали валежины, огибали овраги. В конце концов, исцарапавшись о сучья, спешились и повели коней в поводу. Иванок пытался заговорить. Задавал какие-то вопросы. Но вскоре заметил, что Воронцов его не слышит, и, прибавив шагу, ушёл вперёд.
Воронцов думал о том, что с ним произошло в последние два дня. Перед выездом в лес он взял на руки Улиту. Девочка смотрела на него всё тем же настороженным взглядом. Потом потрогала рубец шрама над левой бровью и сказала:
– Бо-ба, бо-ба…
– Уже не бо-ба, Улюшка. Всё уже зажило. А скажи, кто я? А, Улюшка? Ты знаешь, кто я?
Девочка потупилась. Потом снова потрогала шрам. И, когда он повторил вопрос, закрыла рот ладошками и замотала головой.
– Улюшка, – окликнула её Зинаида, – это папка твой. Папа Саша.
– Саша, – сказала Улита и засмеялась.
Зинаида смотрела на них и улыбалась. Её зелёные глаза сияли той глубиной, которая озаряет взгляд женщины, когда рядом с нею есть мужчина. И он, и она понимали, что рано или поздно в порыве друг к другу они перейдут ту зыбкую черту, которая хоть и удерживает ещё, но уже почти незрима. После того что произошло у родника, он не посмел даже притронуться к Зинаиде.
И теперь, думая о Зинаиде и дочери, он вдруг спросил себя, куда он едет? Что ищет он в лесу? Но в следующее мгновение спохватился: надо передать посылку Анне Витальевне, справиться о здоровье детей, узнать, что привезти им в следующий раз? Не поехали бы они с Иванком, поехала бы Зинаида. А на дороге появились мины… Они нашли всего одну. Сколько их ещё здесь осталось?
Если они встретят в лесу людей Юнкерна, «древесных лягушек» или казаков, придётся стрелять. Как не хочется ему стрелять! Как он устал стрелять в людей! Да ещё здесь, откуда уже полгода как ушла война. У Иванка есть цель, он горит этой целью. Ему кажется, что, если он отыщет казака Кличеню и расправится с ним, то тем самым каким-то образом поможет сестре вернуться домой. В какой-то степени он прав: если здесь, в Красном лесу, действует зондергруппа, цель которой сбор разведданных или диверсионная работа, а Кличеня в составе группы, и если они сейчас выследят её и, пусть не уничтожат, но хотя бы помешают ей, вытеснят из окрестностей Прудков, это конечно же поможет нашим войскам быстрее и с наименьшими потерями продвигаться вперёд. На Днепре сейчас идут бои. Захвачены плацдармы. Никто не ожидал, что атака правого берега начнётся с ходу, без подготовки и перегруппировки на исходных. Где-то там и его особая штрафная рота. Жив ли Кондратий Герасимович? Что с капитаном Солодовниковым? Он послал им письмо, на имя Кондратия Герасимовича. В сущности, он писал письмо Нелюбину. Но интересовался, спрашивал и о других. Да и знал: его весточку из госпиталя будут читать всей ротой. Но ответа так и не дождался. Письмо от Кондратия Герасимовича, если он жив, может, и пришло. Но теперь, из госпиталя в Подлесное, его перешлют не скоро. Пока припишут новый адрес, пока отдадут обратно на почту да пока оно будет плутать в пути… Правда, утешало то, что до ноября оно всё же дойдёт, и ротные новости, пусть месячной давности, он всё же узнает.
Нет, Иванок всё же прав. Если зондергруппа здесь, её надо каким-то образом хотя бы вытеснить отсюда. А если с группой остались и казаки… От этих можно ждать чего угодно. К прудковцам у них старые счёты. Тогда, позапрошлой зимой, они наверняка не всех прихватили. Кто-нибудь да ушёл. Нагрянут, беды наделают. Иванок это понял давно.
Вскоре они вышли к сбитому самолёту. Иванок внимательно обследовал останки «лаптёжника» и сказал:
– Кто-то здесь уже побывал. После меня. – И указал на зияющие дыры на плоскостях и на боках самолёта: – Этого не было.
– Ты думаешь, один из Прудков сюда ходишь?
– Из Прудков – один. Не ходят наши в Красный лес. Боятся. После того как бабка Верка с коровой подорвалась, никто в лес ни ногой.
– А почему сапёров не вызвали?
– Дядя Петя вызывал. Были они здесь. Неделю жили. И сапёры, и трофейщики. Они поля разминировали. Две машины боеприпасов увезли. Когда немцы здесь стояли, минные поля были везде. Особенно они боялись леса. И противотанковых понаставили, и «лягушек».
– И в лесу минировали? Мины на дороге их работа?
– Точно не знаю. Но вряд ли. В лес они вообще не совались. Сапёры много мин обнаружили по опушке и в поле. Дорога была чистой. Я по ней ходил. Бабка Верка подорвалась в поле.
Дальше пошли по просеке. Решили обследовать её, не заминирована ли.
– Там, на берегу речки, ещё один самолёт. Бомбардировщик. Тоже немецкий.
