– Понимая твою скорбь, мы не держим обиды за нашего товарища, – веско молвил Лауновех. – Посмотри на моих воинов! Удача обитает на лезвиях наших мечей. Мы служим всякому, кто платит, а значит – мы и твои товарищи! Эй, прислужник, подай вина!
На этот раз на зов Лауновеха явилась горбатая старуха. Она суетливо разливала багровое вино. Её когтистые, перевитые синими нитями жил руки заметно дрожали, но ни капли вина не вылилось из широкого горла кувшина на каменную столешницу.
– Выпьем! – провозгласил Лауновех, и князь немедля и залпом проглотил добрую толику вина.
Рука сама потянулась к сыру. Он старался есть медленно, не выказывая жадности, но белесые буркалы Лауновеха неотступно следили за ним. У князя достало воли не отводить взгляда и, наконец перестав скрывать постыдный голод, он принялся без стеснения пожирать варяжские объедки. Когтистая лапа прислужницы время от времени возникала перед ним, подливая в кубок вина. Преисполненные ехидства морды нечаянных сотрапезников пялились на него, но насмехаться никто не смел.
Так продолжалось до тех пор, пока в полумраке едальни не возникли новые видения. Володарь поначалу с трудом угадывал их: один казался светел, чист и юн, другой – черняв, неопрятен и в зрелых годах. Оба видения, словно разномастные мотыльки, порхали над столом с явным намерением приобщиться к рыцарской пирушке. Володарь потряс головой, протёр глаза, несколько раз отчаянно икнул и наконец решился попросить прислужницу принести жбан воды. Только окропив лицо и грудь стылой влагой, он смог кое-как различить черты вновь прибывших. Первый пришелец был подобен ясному ангельскому видению, лучезарному, златокудрому, лёгкому. Князь рассматривал его, силясь узреть с тыльной стороны светлые, трепетные крыла. Второй, подобный выползню из адского преддверия, темноволосый, смуглолицый, морщинистый, угловатый, будто грубо сколоченная скамья, да ещё и колченогий, да ещё и косой. Володарь потряс головой, придвинулся к чернявому поближе, стараясь угадать, в какую сторону тот смотрит: хочет ли со стола снеди хватануть или стянуть окованный мелью щит Лауновеха намеревается. Чернявый демон цыкнул зубом, залопотал непотребное на языке неведомом, но прочие латиняне речь его распрекрасно поняли и даже вроде бы головушки склонили в непритворном почтении. Володарь же, сколько демона ни рассматривал, никакого оружия при нём не узрел. И под чёрным, отделанным вытертой золотой тесьмой плащом его ни кольчуги, ни какого иного доспеха не обнаружилось. Однако и в нищеброды чернявый не годился. Уж больно гордо смотрели бисерные раскосые его глазенки.
– Кто таков? – мрачно вопросил Володарь. – Ученик демона?
Чернявый молчал, выпуская из бороды гневный шип.
– Или бери выше: сам дьявольский наставник?
Князь говорил на языке ромеев. Чернявый демон прекрасно понял его речи, но ответом не удостоил.
Свести знакомство с первым, ясным и светлым, пришельцем не составило никакого труда. Златокудрая дева, с чистым, усталым до изнеможения лицом, сама рухнула в объятия князя. Володарь подхватил нежное, упругое, как у любимой Сачи, почти невесомое тельце и, бережно опустив на скамью, спросил со всей возможной ласковостью:
– Чай устала, родимая? Разве отец разрешает тебе по ночам вино-то пить? Платьице-то на тебе нарядное, но больно уж коротко. Эх, странные ваши обычаи! Полон город иноземцев, и я один из них. И обычаев ваших пока не постиг.
Володарь заботливо одернул подол шёлковой, расшитой причудливыми узорами туники.
– В наших краях девицы коленки всякому не показывают. А тут, у вас, всё по-другому.
Девица молча взирала на него из-за полуопущенных ресниц. Розовый кончик языка игриво блуждал по девическим припухлостям губ. Смущённый Володарь повторил свой вопрос на языке ромеев:
– Устала? Вина перепила, девушка? Родители не заругают, что спозаранку среди солдатни отираешься?
Девица обхватила его руками внезапно. Князь не успел отстраниться и рухнул на скамью, уткнувшись губами в синюю жилку на нежной шее. Он вдохнул странный, недевичий аромат её тела. Наверное, византийская боярышня помимо прочих многих достоинств была ещё и отменной наездницей. От неё пахло конским потом, свежевыделанной кожей и кислым вином.
– Ты не льни ко мне, – Володарь насупился, отстраняясь. – Я ваших обычаев не признаю. У нас за совращение, бывает, секут даже бояр. Я-то родовитый человек и телесным наказаниям не подлежу, однако…
– Я не девица. Я мужчина, – существо заговорило с ним низким, вибрирующим голосом.
Володарь опешил. В смятении, князь и не заметил, что говорит с юношей на языке русичей и тот отвечает ему, правильно и ясно выговаривая слова.
– О, ты удивлен, что я знаю язык твоего народа? Хорошо ли я говорю на языке русичей?
– Ой как хорошо! – Володарь сыто икнул. – Будто позавчера в стольном граде Киеве под кровлей великокняжеского терема из яйца вылупился. Экий голубок!
– Меня зовут Галактион. Я из рода Агаллианов.
– А я из рода Рюрика…
– Ты приплыл к нам по морю и оказался в лапах нищеты. Как жаль!
– Не жалей меня! – Володарь боролся с мучительной икотой. Отвыкшее от сытости брюхо отчаянно бунтовало. – Жалость не к лицу потомкам знатных родов! Экий же ты ласковый! И выглядишь лепо. Я поначалу-то подумал, будто ты дева!
Латиняне бессмысленно пялились на них, не понимая ни единого слова, а их вождь внимал беседе внимательно, переводя цепкий взгляд с одного собеседника на другого.
– Ангелоподобный лик… иккк… А этот, чернявый, неужто дядька твой или, может, слуга?
Чернявый наморщил тонкий, изогнутый на манер пчелиного жала нос, но промолчал.
– Зачем так смотришь на него? – укорил Галактион. – Это Виникайо – венецианец. Не правда ли, складно звучит: Виникайо Буджардари?
Галактион придвинулся совсем близко к Володарю. Острый аромат его пота, смешанный с ощутимым винным душком, странно взволновал князя. Володарь хотел было улизнуть в коморку, к Саче под бочок, но странный Виникайо не сводил с него пытливых глаз. Венецианец был пьян так же, как Галактион. Но обильные возлияния, очевидно, не придали ему Галактионовой игривости, лишь помогли сменить гневливое отчуждение на злорадное любопытство. Чернявый сатана без церемоний отпихнул юнца и умастился на скамье рядом с Володарем.
– Есть дело для тебя, – решительно заявил он. – Венецианцы разгромили флот норманнов у берегов Диррахии
[17]. Император Алексей отбывает туда. Ему нужны храбрые воины и их дружины. Сколько ты имеешь мечей? Сколько коней у тебя есть? Я видел на конюшне светло-серого коня и ещё двух. Все твои?
Володарь, всё более поддаваясь гневу, старался поймать ускользающий взор венецианца. А венецианец всё расспрашивал, всё предлагал разные пути, указывал входы и выходы, будто крот, лазы прокладывал. То к Алексею Комнину предлагал наняться, то к венецианскому дожу в войско. Наконец и вовсе договорился: про какие-то клады, в земле запрятанные, принялся лопотать. Дескать, и Диррахий, и Лигурия, и Македония, и Пелопоннес, и Страмон, и Фессалоники и иные прибрежные фемы
[18] богато начинены монетами, с древних, смутных времен припрятанными. Дескать, есть что пограбить. Володарь слушал без особого внимания, то и дело протягивая прислуге пустую чарку. Пил вкуснейшее вино неразбавленным, но хмель не задерживался в голове. Наконец венецианец перешёл к делу:
