Чесни повел их обратно, к еле заметной тропинке, которую они проезжали раньше, когда уже потеряли след.
Теперь они торопились. Но когда на следующий день достигли переправы, то не обнаружили там ничего. Обследовав реку вверх и вниз по течению, заметили множество признаков, указывающих на то, что уровень воды повышался в результате обильных дождей, выпавших несколько недель назад, но никаких следов, оставленных кем-то после этого, найти не удалось.
— Мы его потеряли, — сказал Мак-Альпин. — Он безнаказанно смылся.
— Черта с два! — возразил Чесни. — Он и не собирался смываться!
— Ладно, Билл, — сказал Хардин, — может так, а может, и нет. Одно я знаю точно: если мы по-быстрому не спустимся к переправе Ли и не раздобудем провизии, то наши поиски долго не продлятся.
— Правильно, — согласился Шорт.
Немного поворчав, Чесни повел их на юг, вдоль реки, но на достаточном расстоянии от берега, чтобы не повторять изгибы ее русла. Хардин оглянулся на маячившую вдали громаду Индейской горы.
— Оттуда, — сказал он, — хорошо видны все окрестности.
Человек, которого звали Ки-Лок, лежал на скале возле вершины Индейской горы, наведя бинокль на проезжающих в отдалении всадников. Пересчитав их, убедился — шестеро. Это был тот самый отряд преследователей, и он направлялся к переправе Ли. Конечно, они закупят там провизию, но смогут ли надолго оставить свой скот, свои пастбища?
Наблюдать за путниками дальше он опасался. Очевидно было, что они потеряли след и едва ли найдут его снова, а он и так уже опаздывал домой, где его заждалась Кристина. Преодолеть же ему предстояло добрых тридцать миль.
Он спустился по крутой, опасной тропинке к источнику Бога Войны, наполнил флягу и напоил лошадь. Покинув гору, двинулся по плато на юго-восток. Первые двенадцать миль дорога была отличной, пока он не достиг подножия горы Пиютов, к тому времени солнце щедро залило золотом вершины гор и окрасило гребни багрянцем.
Ки-Лок очень устал, да и конь его выдохся. Но, преодолевая бесчисленные препятствия на пути, он добрался до развилки. Путь, которым он шел, когда прибыл сюда, был легче, хотя длиннее и вел на юг. Но оставить следы, которые могли бы обнаружить преследователи, он не хотел, поэтому повернул на север. Когда взошла луна, он достиг подножия Большой горы.
Пустив коня шагом, стал искать тропу, ведущую вдоль каньона, глубоко врезавшегося в глубь Ребристой горы. Через каньон невозможно было перебраться. Если и существовал путь, ему об этом ничего не было известно. Вот и приходилось идти вдоль каньона, а потом возвращаться обратно.
При мысли о спуске с горы возле древних жилищ в расщелинах скал его прошиб холодный пот. Без сомнения, тропа была в хорошем состоянии сотни лет назад, когда таинственные индейцы пользовались ею, но теперь эрозия и оползни превратили переход в весьма рискованное предприятие даже при свете дня.
Большая часть ночи уже миновала, когда наконец, достигнув скалистого спуска, измученный путник ощутил поднимающуюся из бассейна сырость и услыхал шум отдаленного водопада. Он ласково потрепал коня по холке:
— Ну, вот и дом, приятель. Прямо там, внизу. Теперь надо быть осторожней. — Однажды днем он поднимался по этой дороге верхом на лошади, но никогда не пробовал спускаться, да еще в темноте. — Все нормально, дружище, — приободрил он коня, — только не торопись.
Жеребец потянул удила, он волновался, хотя и торопился домой. Конь осторожно ступил на узкую тропку, пару раз фыркнул и стал аккуратно, словно по тонкому льду, прокладывать путь в низину. Время от времени камни, с грохотом сорвавшись с уступа, устремлялись вниз.
В ночь на шестнадцатый день Кристина верхом на лошади спустилась по дну ко входу в их каньон, который ответвлялся от более крупного. Остановив лошадь, прислушалась к наполнявшим темноту звукам, наблюдая, как одинокая летучая мышь кружит по небу.
Он придет. Где-то в глубине ее души зародилась уверенность, что она не покинута. До этого были моменты сомнений, но с наступлением сумерек все страхи рассеялись. Он не вернулся не потому, что бросил ее. Есть какие-то другие причины. Может быть, его повстречал Нирлэнд?
Теперь она почти не сомневалась, что Нирлэнд будет их преследовать. Им во всем двигала ненависть. Это чувство, казалось, необходимо Нирлэнду как кровь, текущая в венах. Почему-то Кристина подозревала, что Нирлэнд придет не один.
Все эти дни она не ленилась. Предаваться праздности было не в ее характере. Раньше ей приходилось охотиться и потрошить дичь. Убив оленя, она освежевала его, нарезала часть мяса тонкими полосками для копчения, хотя прежде ей никогда не приходилось делать это самой. Но она видела, как делают другие.
Кристина перенесла вещи под образованный скалами навес, скрытый зарослями ивы и манзанита. Из тонких ивовых прутьев и листьев соорудила две аккуратные кровати и расположила их вплотную друг К другу.
Однажды во время очередной прогулки по лесу она обнаружила небольшой возвышенный участок земли, заросший травой и кустарником, который легко можно было бы расчистить и превратить в огород. Поблизости протекал узкий ручей, значит, воды всегда будет в достатке. Работа в саду ее увлекала с детства, но раньше она относилась к ней как к любимой игре, теперь от подобного занятия будет и польза.
Вопреки всем трудностям быта она чувствовала себя счастливой. Осознание этого пришло к ней внезапно на четвертый день самостоятельной жизни в горах. Она знала, что муж должен скоро вернуться, и одиночество не подавляло ее. Хотя Кристина долго вращалась в обществе, любовь к уединению среди первозданной природы, путешествиям по заснеженным холмам и глухим лесам была в ней всегда. Вот почему скоро она начала восторгаться этой дикой и прекрасной страной.
Теперь, оглядываясь назад, понимала, что многое из прежней жизни готовило ее к нынешней: бег на лыжах, штурм вершин, верховая езда, плаванье…
Сама удивившись своему счастью, она развеселилась при мысли о том, что могли бы подумать о ней, нынешней, некоторые ее друзья. О ней, прежде блиставшей на балах, раутах и приемах при дворе и теперь чувствующей себя радостно и непринужденно в забытом Богом каньоне.
В соответствии с семейной традицией, воспитанием и по образованию ее отец был дипломатом, но к научным исследованиям он испытывал природную склонность. В их доме часто собирались многие выдающиеся ученые Европы. Их посещали Бушер де Пертес и Вильям Пенглли и вели с ней беседы о происхождении человека. Частым гостем в доме ее отца был Кристиан Йоргенсон Томсен, датский археолог, который первым предложил делить доисторическую эпоху на три века: каменный, бронзовый и железный. Много раз он брал любознательную девчонку с собой в свой музей в Копенгагене. Побывала она в подобном музее и в Стокгольме. Древние жилища индейцев вызвали у нее огромный интерес.
Обитатели скальных жилищ сбрасывали свой мусор в пропасть, и его там скопилась большая куча. В поисках разных забавных вещей она перерыла весь хлам, выковыривая из земли предметы быта и внимательно их изучая.
