Когда они спустились в ресторан, женская часть публики завистливо поглядывала на Панкратьеву, которая в своем оголенном со всех сторон платье куталась в меховой палантин. Хитра Анька, ничего не скажешь. Жена Андрея Федорова Марина, как и Панкратьева, проявила смекалку. На ней было роскошное черное вязаное шерстяное платье. Мужики были в костюмах. За них можно было не беспокоиться, у них галстуки всегда кучу функций выполняют. И как слюнявчики, и как шарфики. Федька, как и Иван, был в одной тонкой белой рубашке, по нижнему полю которой струились нежные цветы.
– Люсь, помнишь, когда мы в школе еще учились, мужики носили гипюровые рубахи в обтяжку? А сейчас, вот, с цветуями, – сказала Панкратьева, нежно погладив Федьку по голове.
– Ничего, – заметил ее супруг Тимонин. – Главное что у бойца внутри, под гипюром.
– А что под гипюром у бойца? – поинтересовалась Люська.
– Под гипюром у настоящего бойца должна быть теплая кальсонная рубаха и храброе сердце! – пояснил Тимонин. При этих его словах Люська сразу вспомнила их Новый год у теплого океана. Казалось, это было только вчера. Сердце при воспоминании о Гвоздеве нестерпимо заныло.
– Нюр! А давай уже бойцам нашим подарки отдадим, пока они под гипюром своим не околели. Я так подозреваю, что теплые кальсонные рубахи никто из них не надел, – предложила Люська.
– А что за подарки? Небось, штаны с начесом, – предположил Федька. В голосе его сквозил скепсис. Конечно, ведь мамаша-то в современной моде вряд ли чего понимает и может ребенку только глупость какую-нибудь подарить.
– Свитера с оленями! Я видел, – радостно сообщил Ванька.
Федька переменился в лице.
– Вы б еще со снежинками купили! – надув губы, сказал он.
– Вань! Ты опять по моей сумке лазил? – Люська готова была отвесить детенышу хорошего пенделя.
– Конечно! Мне ж интересно, чего ты мне подаришь. Федька, ты зря, свитера классные, я почти такой в журнале видел.
Люська с Панкратьевой зашелестели пакетами.
– Давайте надевайте, все! И ты, Андрей Иванович, не стесняйся! – Панкратьева строго посмотрела на Тимонина и Федорова. Те нехотя сняли пиджаки.
Однако рассмотрев подарки, все посветлели лицами. Свитера были жутко модные, длинные, в обтяжку, черные, из нежнейшего кашемира и только внизу сбоку маленькой серебряной строчкой сквозь снег бежали олени.
– Ой, девчонки! Мне даже неудобно, – Марина погладила кашемировое плечо супруга. – Андрюш! Ты помолодел даже.
Действительно, свитер Федорову очень шел. Серебряные олени сочетались с его серебристой сединой и стальными очками.
Ванька чмокнул Люську в щеку.
– Спасибо, ма! Мы теперь с Федькой оба, как большие. Давайте уже поедим, Новый год встретим, да мы на дискотеку пойдем.
Федька закатил глаза. Он явно считал себя по сравнению с Иваном совсем взрослым.
– Боец Иван! Какая дискотека? – удивился Тимонин. – А подарки прекрасным дамам?
– Ой! – Иван жалостно поглядел на Люську.
– Неплатежеспособные бойцы должны всем своим видом показывать, как они любят и уважают свою мать, а также обещать ей свое примерное поведение и хорошую учебу.
– Обещаю! – обрадовался Иван. – Федька, давай обещай скорей!
– А я уже боец платежеспособный. – Федька нырнул куда-то под стол и вытащил пакет, который вручил Панкратьевой. Та осторожно развернула и радостно пискнула.
– Ой! Это же то, что нужно. Я все думала, какую бы картину у нас на кухне повесить.
– А что это? – поинтересовалась Люська, разглядывая творение Федора. Картина ей очень понравилась, только было непонятно, что на ней изображено. Люська никогда не была сильна в абстракциях.
– Это яичный желток в полете! – важно объяснил Федька. – Я его сам сфотографировал, а потом специально обработал, чтоб получилась картина на холсте.
– Ни фига себе! – удивился Федоров. – Федь, а подкидывал ты его тоже сам?
– Не, мне девушка помогала. Мы тогда всю кухню умазали. Мыть пришлось.
– Подозреваю, что кухню тоже девушка мыла! – Панкратьева радостно поцеловала сына. – Спасибо тебе, мой птенчик.
– Боец Федор проявляет недюжинный талант, как и его мать! – резюмировал Тимонин.
– Ма! Ты не волнуйся, я тоже талант проявлю, вот только школу закончу, – заверил Люську Иван. Люська засмеялась и чмокнула сына в щеку.
– Ни минуты не сомневаюсь!
– А теперь другие платежеспособные бойцы поздравят с праздником наших замечательных женщин! – скомандовал Тимонин и они с Федоровым вскочили с мест, отбили чечетку и выложили из карманов брюк три одинаковые бархатные коробочки. Вся публика в ресторане оторвалась от своих тарелок и с интересом наблюдала за происходящим. Из кухни даже показался Степан Васильевич. Конечно, не каждый день директор в ресторане бьет чечетку, да еще так профессионально.
Люська представила, как здорово было бы, если бы с ними чечетку отбивал и Гвоздев. Она тяжело вздохнула и открыла бархатную коробку. Там лежал золотой браслет с подвесками из разных ключиков, шариков и кубиков. Люська давно о таком мечтала. Ничего себе ребята потратились. А она ведь им совершенно посторонний человек. Люська заплакала.
– Люсь! Ты чего? – встревожилась Панкратьева.
– Птичку жалко!
– Ма! Какую такую птичку? – удивился Иван, оглядываясь.
– Это мама шутит, – пояснила Панкратьева.
Люська промокнула глаза салфеткой и улыбнулась.
– Это я, сынок, от радости расплакалась. Давно такой браслетик хотела.
– Ну, ты даешь! От радости не плачут, а смеются, – Ванька, похоже, честно попытался разъяснить матери, в чем ее ошибка.
– Спасибо вам, ребята, огромное, – Люська надела браслет и зазвенела подвесками. Марина и Панкратьева сделали то же самое.
– Ну, вот, наши прекрасные дамы стали еще прекраснее, да еще и звенят при движении. Теперь точно не затеряются, – отметил Тимонин.
– Да! Очень практично, – согласился с ним Федоров.
Подарки отметили шампанским, и в этот момент у Федорова зазвонил телефон.
– Выключил бы ты его уже, небось, наш вампир Петюнечка Сергеев у себя в Бразилии голодный проснулся и решил, что пора директорской крови хлебануть, – Люська вздохнула и поежилась. От воспоминаний о противной роже Сергеева ей сделалось еще холодней.
Однако оказалось, что звонил совсем не Сергеев, а бригадир дежурной ремонтной бригады. Котел опять накрылся медным тазом. Федоров подхватился и убежал. Марина посмотрела на Люську несчастными глазами.
– Люся! Будь проклят тот день, когда я согласилась, чтобы Андрюша шел сюда работать.
– Мариш! Безусловно, мы с этим делом попали, причем оба. Я бы давно ушла, но Андрюшку не брошу.
