— А теперь зажжем лампу, — весело сказала мама. — Сегодня вечером мы можем повесить ее на окно, поскольку дует ветер.
— Нет, нет, только не на окно! — воскликнул Муми-тролль, вскочив на ноги. — Милая мамочка, только не на окно!
Мама вздохнула. Именно этого она и боялась. В дождливую погоду они становились такими чудаковатыми, как если бы дождь застал их врасплох во время поездки. И конечно, дожди не прекратятся. Там, в долине, было столько разной работы, которую можно было переделать в самом доме, а здесь… Мама подошла к комоду и открыла верхний ящик.
— Я просмотрела его сегодня утром, — сказала она. — Он был почти пустой. И вы не поверите, что я нашла! Мозаику! Головоломку! Здесь — самое меньшее — тысяча камушков, и никто даже представить себе не может, что получится, когда все целиком будет готово! Наверное, это веселая игра!
Она высыпала мозаику на обеденный стол среди чайных чашек, получилась высокая, просто гигантская гора. Семейство не слишком одобрительно рассматривало мозаику.
Муми-тролль перевернул один из кусочков мозаики — он был черный. Черный, как Морра. Или как тени в низкоствольном лесу. Или как зрачки в глазах Морских лошадок. Или как миллион других вещей. Мозаика могла быть чем угодно. И никто не мог сказать, где место каждого из камушков и куда он подходит, покуда вся картина не будет готова.
В ту ночь Морра пела, обернувшись мордой к морю. Но никто не спустился вниз на берег с лампой. Она ждала-ждала, но никто так и не пришел.
Вначале Морра выла очень тихо, но потом ее песнь одиночества стала гораздо громче. Теперь она была не только песней одиночества, но и песней упрямства: «Никакой другой Морры, кроме меня, нет, я — одна-единственная. Я — самая холодная во всем мире. Я никогда не стану теплой».
— Это тюлени, — пробормотал папа в подушку.
Муми-тролль натянул одеяло на уши. Он знал, что Морра сидит и ждет, когда принесут фонарь, но не думал терзаться по этому поводу угрызениями совести. Пусть ее воет сколько влезет, ему нет до этого дела, ну просто ни капельки. И вообще его мама сказала, что у них ушло жутко много керосина. Много-много литров. Вот так.
Шли дни, и под напором упрямого восточного ветра поднималась вода, волны с постоянным усыпляющим шумом клубились вокруг острова. Теперь мыс Рыбака был совершенно отрезан от мира, но, по словам Мю, он только радовался, что его оставили в покое. Дождь прекратился, и все семейство спустилось вниз на берег, к причалу, посмотреть, как там.
— Сколько водорослей! — воскликнула обрадованная мама. — Теперь я могу разбить садик побольше!
Помчавшись наверх и перебежав через вершину горы, она резко остановилась. Садик исчез, совершенно исчез. Море унесло с собой абсолютно все.
«Естественно, он был слишком близко к берегу моря, — неприятно удивившись, подумала мама. — Надо наносить водоросли гораздо выше и разбить новый…»
Она огорченно смотрела на затопленный берег, куда шипящими белыми валами набегали волны. Они проникали даже под лодку, которая, стоя на приколе, теснилась в ольшанике, и ударяли ее по корме так, что она подпрыгивала от возмущения. Папа, стоя далеко в воде, искал свой волнолом. Он прыгал туда-сюда, вода доходила ему до пояса, он оборачивался и что-то кричал.
— Что он говорит? — спросила мама.
— Волнолом исчез, — ответил с нижней части берега Муми-тролль. — Все камни укатились.
Да, это было уже серьезно. Мама ринулась по мокрому песку вниз, в море, чтобы проявить сочувствие, именно сейчас это было необходимо.
Папа и мама стояли рядом друг с другом и мерзли в волнах, а она думала: «А ведь его море сердитое».
— Идем, поднимемся наверх, — с отсутствующим видом произнес папа. — Быть может, камни эти были не такие большие, как я думал.
Бросив на произвол судьбы случившееся с ними несчастье, они прошли мимо лодки к ольшанику. Здесь папа остановился и сказал:
— Прокладывать здесь настоящую дорогу никак не получится. Я пробовал. Каменные дьяволы здесь слишком большие. Смотрителю маяка следовало бы давным-давно построить дорогу, если бы это получилось, да и мост тоже.
— Может, и не стоит столько менять на таком острове, — сказала мама. — Он такой, какой есть. Дома было как-то легче… Но я думаю все же попробовать разбить садик… Только гораздо выше.
Папа не произнес ни слова.
— Да и на маяке столько дел. Можно смастерить маленькие полки. Уютную мебель, верно? Починить эту ужасную лестницу… и крышу. Ну, ты знаешь…
«А я не хочу ничего чинить, — думал папа. — Я не хочу собирать морские водоросли… но я не знаю… так ужасно трудно быть папой!»
Они пошли дальше к маяку, и Муми-тролль увидел, как папа и мама исчезают, поджав хвосты, на склоне горы.
Над горой, где стоял маяк, запылала всеми своими переливчатыми прозрачными красками прерывистая радуга. Пока Муми-тролль смотрел на блекнущие краски, он вдруг понял, как важно добраться до полянки, прежде чем радуга погаснет. Он ринулся наверх в низкоствольный лес, бросился на живот и пополз в самую чащу.
Теперь полянка принадлежала ему. Она была такой же красивой и в ненастье. Он увидел среди кустов паука, посеребренного водяными каплями. Здесь было совершенно тихо, хотя и дул ветер. И никаких кусачих муравьев. Ни единого муравья.
Но, быть может, они просто спрятались от дождя… Муми-тролль начал нетерпеливо разрывать обеими лапами дерн. И вот он снова почуял запах керосина. Да, они все были там, их было там полным-полно… но все скорчившиеся и мертвые. Вот беда, здесь случилось ужасное, и ни одному кусачему муравью спастись не удалось. Их всех утопили в керосине.
Муми-тролль поднялся на ноги, и вдруг его окатило, словно волной: «Это я виноват. Мне следовало бы знать. Мю не из тех, кто уговаривает, она действует или идет своим путем. Что мне делать! Что мне делать!»
Муми-тролль сидел на своей полянке, принадлежавшей ему на веки вечные целиком и полностью, и раскачивался взад-вперед. А запах керосина проникал в него со всех сторон. Он пропитал его насквозь, и даже на обратном пути Муми-тролль был уверен, что никогда от него не избавится.
— Но, милый мой, — сказала малышка Мю, — кусачие муравьи все равно что комары, от них надо избавляться! Между прочим, ты хорошо знал, что я собиралась сделать. Ты знал, но надеялся, что я не буду говорить об этом, обманывал сам себя.
Что можно было на это ответить?
В тот вечер малышка Мю увидела Муми-тролля, который пробирался сквозь вереск, явно стараясь, чтобы его не заметили. Она, разумеется, пошла за ним и подглядела, как он рассыпает сахарный песок в ельнике. Потом он исчез в зарослях и унес свою коробочку.
«Ха-ха! — подумала малышка Мю. — Он решил успокоить свою совесть. Я могла бы рассказать ему, что кусачие муравьи не едят сахар. К тому же сахар растает на влажной земле. А тех кусачих муравьев, которых я не поймала, вовсе не интересует вся эта история, и утешать их вовсе ни к чему. Но у меня нет сил. Пусть делает что хочет».
