Где-то вдалеке утробно пророкотали первые раскаты грома.
– С тобой я поговорю дома, – ничего не выражающим голосом произнес Петр Сергеевич и повернулся ко мне: – Ну, а теперь ты, рыцарь х. ев.
– Вы не имеете права меня оскорблять, – тихо промолвил я.
Иван прыснул от смеха.
Я поднялся на ноги. Волны лениво кружили наши лодки по кругу, то отдаляя, то вновь приближая друг к другу, словно в каком-то затейливом танце.
– Имею. Дочь, ты знаешь, с кем сегодня ты провела вечер?
Марина непонимающе посмотрела на отца:
– Ты… папа, ты о чем?
И тут Петр Сергеевич произнес фразу, которая сразила меня наповал. Которая намертво врезалась в мою память. Которая потом снилась мне каждую ночь.
– Это убийца. Этот парень убил своих приемных родителей.
Марина обмерла.
– Папа, – с трудом выговорила она. – Папа, этого не может быть.
Вторая капля упала на мою щеку, затем еще одна. Я вытер ее и лизнул.
Пресная.
Точно, будет дождь.
– …я же говорил, что проверю этого гаденыша. Вот и проверил. Мне только что из городского управления позвонили. Я сегодня отправил на него запрос…
Прокуренный голос отца Марины просачивался как в липком тумане.
– …Два дня назад его родителей нашли зарезанными в ванной. Есть свидетели, его видели на улице в крови. Этого психа объявили в розыск… а он сюда, к нам рванул…
Я поднял голову, наткнувшись на сверлящий взгляд Ивана. Он больше не улыбался, а хмуро разглядывал меня. Я подумал, что с точно таким же выражением наблюдают за полураздавленной змеей, которую переехал велосипед. Она еще пытается извиваться, яростно шипит, но ее круглые блестящие глазки уже тускнеют, а движения становятся все более слабыми и вялыми. Ее ядовитые зубы уже не страшны. А когда она сдохнет, ее обмякшее тело пнут, как дырявый шланг, и все.
– …я знал, что рано или поздно этим все закончится, – продолжал Петр Сергеевич. – Я всегда вижу людей насквозь.
Полил дождь. Я высунул язык, как собака, пытающаяся поймать снежинки. После этой долбаной «Улыбки» во рту остался стойкий привкус муската. Ненавижу вино.
– Витя, это правда?
В этом дрожащем, как огонек свечи, голосе было столько невыносимой муки, что мне захотелось выть. Выть, как попавший в капкан волк, задрав морду на луну.
Я посмотрел наверх. Все небо было затянуто вязко-серой пеленой. Ни луны, ни звезд.
Ни одной звездочки.
Что мне теперь делать?!
– Витя, – тихо позвала меня Марина, но я не решился взглянуть на нее. Что толку сейчас ей что-то объяснять? Пока здесь ее папаша и брательник, любые разговоры бесполезны. С таким же успехом можно было разговаривать с лодкой, воняющей тухлой рыбой.
Петр Сергеевич что-то негромко сказал Ивану, и спустя мгновенье я почувствовал, как меня повело вправо. Оглянувшись, я увидел, что отец Марины держится за борт моей лодки, в то время как Иван перепрыгнул ко мне.
В его руках бряцнули наручники.
– Протяни руки, урод, – приказал он, надвигаясь на меня.
Я покачал головой.
– Хочешь поговорить о красоте, Иван? – спросил я.
– Если ты не подчинишься, я прострелю тебе колено! – рявкнул Петр Сергеевич. – Быстро!
Наши взгляды пересеклись. Вероятно, то, что отец Марины увидел в моих глазах, ему не понравилось, так как он вытащил из-за ремня пистолет.
– Ваня! – крикнул он, но было уже поздно – я прыгал в их лодку.
Пронзительно закричала Марина, но ее крик заглушил мощнейший раскат грома. Казалось, небо, не выдержав, разверзлось, выпуская наружу самого дьявола. Обжигающим зигзагом сверкнула молния, на мгновенье ослепив меня.
Раздался выстрел, и мою руку кольнуло стальным жалом. Я навалился на мужчину, пытаясь выхватить из его руки пистолет.
– Витя, нет! – завизжала Марина. – Пожалуйста!! Перестаньте!!!
Ба-бах!
Я запоздало подумал, что пистолет вновь выстрелил. Интересно, куда улетела пуля?
– Сука, убью тебя, – прошипел Петр Сергеевич. Он плюнул мне в лицо. – Убью своими руками!
– Батя! – испуганно закричал где-то за спиной Иван. Судя по всему, после моего прыжка лодка по инерции отдрейфовала на пару метров в сторону, и он не успел перебраться к нам. – Батя, я щас!..
Левой рукой отец Марины ударил меня в лицо, и моя голова мотнулась в сторону. Во рту появился привкус крови.
– Отпусти ствол, – захрипел он.
Я наклонился к нему так близко, что наши лица почти соприкасались. От Петра Сергеевича несло перегаром, к которому добавлялась вонь табачного дыма.
«А еще от тебя пахнет страхом, козел», – подумал я и, зажмурившись, с силой ударил его лбом в нос. Раздался хруст, и он издал яростный вопль.
Перед глазами запрыгали искрящиеся зайчики, и я торопливо моргнул пару раз, прогоняя их.
Видя, что рука с пистолетом вновь поднимается, я ударил по ней ногой.
Третий выстрел.
Нагнувшись, я вырвал оружие из ослабевших пальцев своего несостоявшегося тестя.
– Вы и вправду были готовы убить меня? – проникновенным голосом спросил я. – Вам раньше приходилось убивать человека?
– Сука! – прорычал Петр Сергеевич, и я снова лягнул его ногой, метя в ребра. Он закашлялся, схватившись за живот.
Сзади раздался плеск. Оглянувшись, я увидел барахтающегося в воде Ивана. Очевидно, пытаясь перелезть в нашу лодку, он оступился и свалился за борт. Это неожиданно развеселило меня, и я тихо засмеялся.
Никчемные придурки. Что папаша, что его ублюдочный сынок.
– Как водичка? – осведомился я.
– Убью тебя, урод! – захлебываясь водой, прокричал Иван.
Я достал из кармана перочинный нож, выдвигая лезвие.
И когда рука полупьяного парня схватилась за борт, я полоснул по его пальцам. Завизжав, Иван мгновенно отпустил лодку, отплывая назад.
– Ты похож на собачку, – сказал я, улыбаясь. – Тяф-тяф!
Обернулся.
Хлюпая кровью из разбитого носа, Петр Сергеевич полз к Марине. Она почему-то лежала у самого носа лодки, смешно задрав левую ногу – как будто собиралась выпрыгнуть, но на полпути внезапно заснула.
– Дочка?! – ошеломленно спросил он, тряся ее словно куклу.
Я шагнул вперед и, наклонившись, точным движением вогнал ему нож в шею.
Петр Сергеевич вздрогнул и медленно повернулся на спину, оказавшись между ног Марины.
Мокрое платье моей возлюбленной наполовину скрыло его искаженное лицо.
