– Бери топор! – выкрикнул Ковальски между ударами.
Он старался попасть в голову монстра. Сделать это было не просто. Паскудник извивался, как пиявка в кислоте.
Иртышный выбежал в кухню, где вдруг увидел трясущуюся Лизу с окровавленной перевязанной культей и кухонным ножом в здоровой руке. Она ошарашенно смотрела на мертвого Столярова, слышала крики, собиралась с силами, но боялась войти.
– Вон! – яростно заорал Иртышный, схватил топор и возвратился в кладовку.
Он улучил момент, бросился на колени, пролетел между двух мужиков и со всего размаху всадил топор в лоб яростно сражающемуся упырю.
Лезвие прошло наискосок, выбило глаз и едва не отрубило треть черепа. Смотрелось это весьма неплохо.
– Не подкачал наш доктор! – выкрикнул на животном азарте Вестовой. – Уделали суку.
Ковальски аккуратно положил в сторону ружье, затем споро вытащил из черепа мутанта топор.
– Моя очередь! – заявил он и стал отделять башку от туши. – Сдохни, выродок! – приговаривал охотник, покрываясь маленькими капельками крови.
– Лицо в сторону! Закрой! – тут же подсказал доктор.
Ковальски справился с делом за четыре удара, выпрямил спину и пнул башку в сторону.
– Вот теперь я покурю! – зло сообщил Ковальски.
– Ты же не куришь? – удивился Иртышный.
– Не курю, но студентом-то был. Да и школа у нас была та еще. Дайте сигаретку, самое время. А что с этим, с санитаром вашим?
Иртышный пошел на кухню. Столяров лежал на полу и не двигался. Да и как, если мозги рядом лежат? Доктор оглядел кухню и убедился в том, что Лизы в ней уже нет.
Доктор влетел на склад.
– Дистрофика нет! – сообщил неприятную новость охотник.
Вестовой подтвердил:
– Проглядели мы его, Аркадий Петрович!
Иртышный, чуть не плача, посмотрел на место, где еще недавно лежал Коленька.
– Такого не может быть, – прошептал он.
Ковальски подошел к распахнутой двери и заявил:
– Курить все-таки вредно. Да и расслабляться в неурочное время тоже.
– Его надо поймать, – настоятельно потребовал доктор от себя и двух бойцов, оставшихся в строю. – Этот вход нам надо заблокировать.
– Их ничто не остановит, – заявил Вестовой. – Да и чем тут?..
– Стеллажи с мешками, – подсказал Ковальски.
На сооружение сносной баррикады у них ушло всего несколько минут. Без шума сюда уж точно теперь не войти.
Холодильник был просто вмурован в пол, и сдвинуть его не представлялось возможным. Жаль. Зато стенку удалось использовать как опору для стеллажей, перегораживающих вход. Все дыры мужики забили здоровыми кастрюлями с консервами, уложенными внутрь. А мешки с мукой пригодились для блокировки самого входа.
Затычка получилась вполне сносной. Теперь пробиться сюда мутантам будет непросто. А обычному человеку так и вовсе невозможно.
У Иртышного, да и у всех остальных крутилась мыслишка о том, что они сами себя замуровывают, но никто вслух по этому поводу не высказался. А раз так, то и говорить не о чем.
После того как Иртышный рявкнул на Лизу, она, удерживая перед собой нож, бросилась прочь из столовой. Девчонка боялась за собственную жизнь, тряслась при любом постороннем шорохе. Еще бы, бедный Столяров выбежал из кладовки, а следом ему топор в голову. Мозги брызнули в стороны, и все. Смерть.
Девушка прохромала по узкому коридору, повернула в главный, из которого уже просматривался вестибюль. Там она неожиданно столкнулась с ошалевшей матерью, обыскивающей больницу в поисках покалеченной дочери. Серафима как раз выбегала из очередной палаты.
– Ой! – вскрикнула Лиза.
Мать почувствовала боль, охнула и шагнула назад. Холодное оружие вошло в ее печень не меньше чем на десяток сантиметров.
Однорукая хромоножка истошно заорала.
Рябинова и старушка Нина Валерьевна услышали крик и бросились в коридор, готовые принять свой последний бой.
– Не вынимай нож, – прошептала дочери мать, оседая на пол.
Женщины положили Карпатову-старшую на кровать в пустую палату, рассчитанную на шестерых. Ту самую, из которой она так опрометчиво выбежала. Они расстегнули на ней халат, разрезали блузку. Кровь сочилась из раны.
– Мамочка, я не хотела, – прошептала дочка, пошатываясь у изголовья. – Я…
– Перестань. – Серафима тяжело дышала. – Приедет «Скорая», и меня вылечат.
– Сейчас. – Медсестра побежала к телефону. – Ноль три надо набрать.
Громкий стук в наружную дверь, запертую изнутри, заставил ее остановиться и замереть в нерешительности.
Помощь? Но еще рано. Может, кто из деревни. А чего в ночь?
Рябинова подошла к двери.
– Кто там?
– Вы чего заперлись? Открывай!
Рябинова узнала голос Семена Неверова, напарника Вестового по смене, и от сердца у нее отлегло. Да, уже восемь вечера. Мужчина им точно не помешает.
Семен был мужиком невысоким и коренастым. Богатырским здоровьем он не отличался, к водке и сигаретам не был равнодушен. Нет, санитар и пил, и курил. Но вы же не обращаете большого внимания на гречневую кашу по утрам, не придаете ей особого значения. Вот так и водка с сигаретами для Семена являлись частью повседневного пайка. Но на работе ни-ни, в смысле выпить. Не в начале смены.
– Здорово, Рябинова! Кого пугаешься? Меня, что ли? – Он вошел внутрь, не подозревая ничего такого.
Тонкая грязная цепкая ручка с острыми коготками упала на плечо санитару, уже стоящему внутри.
Медсестра отшатнулась.
– Дайте бинтик. Я ранен.
Худое желтое лицо. Глаза человека, измученного страданиями, наполненные болью и слезами. Ввалившиеся щеки с тошнотворно резкими очертаниями скул. Сухие потрескавшиеся губы. Умоляющий взгляд, старающийся дотянуться до глубин мягкой человеческой души, взывающий о милосердии.
Полуголый Коленька, трясущийся от очередного ранения, едва передвигал тоненькими косточками. Он медленно и несколько криво вошел следом за санитаром, не забывая подталкивать того в спину.
Семен от неожиданности и сориентироваться-то не успел. По напуганному лицу Рябиновой он осознал, что тот человек, который находится за его спиной, вряд ли друг. Он обернулся через плечо и встретился с глазами психа.
– Рыжов?! Ты как вообще тут? Ты ж лежал. Рябинова, ты чего? У вас тут праздник, мальчик ожил. Давно?
Коленька обогнул санитара и, придерживая рукой простреленный бок, прошаркал в вестибюль.
Неверов поспешил закрыть за собой дверь.
Началась его трудовая вахта.
