– Что у вас? – спросил Иртышный.
– Дядя Саша освободил Кормильцева. Они теперь бродят вокруг больницы.
– Милицию вызвали? – поинтересовался Егор Федорович. Иртышный ответил, что патруль будет через два часа. Наверное.
– Да тут за это время!.. – Вестовой крепко сжал цевье и огляделся.
– Патронов мало, – пожаловался Ковальски. – Надо бы сбегать.
– Кто ж тебе побежит? – Вестовой с ужасом посмотрел на него. – Они сейчас в саду. – До калитки никто не дойдет. Сожрут по дороге.
– Точно, – согласился Иртышный. – На улицу нам соваться никак нельзя. Надо тут сидеть.
– Тогда надо позвонить людям Рыжова. Начальнику охраны, – предложил Ковальски. – Номер телефона у кого-то есть?
Иртышный задумался, покачал головой.
– Карпатова точно знает. У нее наверняка есть. Погодите-ка. – Он положил топор на пол и начал рыться в кармане пиджака под халатом. – Вот визитка его жены. Придется звонить богатой вдовушке.
Тихий скрип за спинами заставил мужиков заткнуться. Лицо доктора вытянулось, руки сами нашли топорище. Он медленно отступил в сторону и встал так, чтобы Ковальски не мешал ему видеть источник звука.
Дверь стала медленно, с тягучим скрежетом открываться.
Ковальски и Вестовой вскинули ружья и направили стволы в проем. Вначале они видели лишь тоненькую ручку с длинными пальцами, которая толкала дверь. Затем в коридор медленными шажками вышел бледный дистрофик Коленька. Он сжимал в руке кусок стекла, с помощью которого и смог, похоже, выбраться на свободу.
– Окно разбили. Мне повезло, – заявил он.
Череп, обтянутый кожей, теплые добрые человеческие глаза, широкая улыбка. Чудо-юдо приветственно махало зрителям.
– Я иду, – сообщил он тонким слабым голосом.
Пижама, застегнутая не на все пуговицы, позволяла видеть худющее тельце с невообразимо быстро затянувшейся раной посреди груди. Кожа его была белой как мел.
– Он что, не был привязан? – осведомился охотник, с маниакальным удовольствием почесывая указательный палец о курок.
Коленька тут же среагировал на вопрос, протянул руку со стеклом к Леониду и проговорил:
– Зачем ты в меня стрелял? – Он удивленно поднял брови и перестал улыбаться. – Позовите мою маму. Дайте кушать. – Псих потянулся к Ковальски тонкими пальчиками с нешуточными коготками.
Столяров взял лом в обе руки. Он удерживал его горизонтально перед собой словно шлагбаум, вышел вперед и перекрыл Ковальски направление выстрела.
– Узнаешь меня, Николай? Вернись в палату.
– Узнаю. – Коленька тут же остановился. – Ты сволочь. Ты меня не кормил.
– Не подпускай его к себе, – торопливо подсказал Иртышный.
– Давайте ужинать, пить чай, – вдруг предложил Коленька. – Маму надо позвать.
– Я только что собирался ей звонить, – сказал Иртышный.
– И топор взял! – заявил дистрофик.
– Кто тебя выпустил? – спросил доктор.
– Он лез в окно. Его бабушка спугнула. Мне прямо в руку стекло… и я тут.
Столяров с ломом в руках продолжал медленно приближаться к дистрофику.
– Вернись в камеру!
– Не пойду. – Коленька встал в позу и гордо поднял подбородок. – А где та девочка, ручку которой я скушал? – Кусок стекла стал почесывать предплечье другой руки, как раз в том месте, где он укусил Лизу.
Хруст вырываемой оконной решетки саданул по ушам. Треснула деревянная рама, посыпались остатки стекла.
Коленька только успел повернуться, а из одиночки стремительно выскочил дворник.
Обладатели ружей не могли стрелять, так как Столяров подошел слишком близко к дистрофику. Им осталось только губы кусать.
Дядя Саша, облаченный в то же самое замызганное черное пальто, появился будто черт из табакерки. Он схватил Рыжова за воротник и затащил его обратно в камеру.
Судя по звукам, там был еще кто-то. Кормильцев, конечно, больше некому. Они вдвоем справились с этой решеткой.
Иртышный едва не стал заикой, но собрался и попросил Столярова отойти в сторону.
Санитар же поступил по-своему. Он бросился к двери одиночки, шаркнул увесистым засовом и закрыл ее.
Доктор с укоризной посмотрел на Вестового, опустившего оружие.
– Да, это я забыл, – виновато проговорил тот. – Они ломиться начали, и мы побежали. Скажи, Леонид.
Ковальски утвердительно покачал головой.
– Так, теперь их на свободе уже трое, – как-то нехотя проговорил Иртышный. – В камерах остались два клиента. Идем к Петру, – сделал выбор доктор.
Мужики медленно, стараясь особо не топать, стали приближаться к палате.
Тут доктору пришла мысль, что шахтеры хорошо знакомы.
Он замахал руками, отменяя прежнее направление и указывая новое.
Стрелки встали напротив камеры Барова. Иртышный с топором вжался в стену. Столяров приложил ухо к двери и прислушался.
Для того чтобы мутанты могли проникнуть в камеру с улицы, им надо было сорвать решетку на окне и разбить стекло. Никакого шума слышно не было.
– Аркадий Петрович, а откуда они знают, кого надо вытаскивать? – вдруг спросил Вестовой.
Эти слова, сказанные шепотом, кирпичами упали на барабанные перепонки, а потом раскатились по больнице.
Вдруг в другом конце коридора послышался грохот, а затем и истошный вопль:
– Помогите!
Все как один бросились на звук.
И тут же другой, более высокий голос принялся поддерживать первый:
– Спасите!
– Что там такое?! – проорал Вестовой.
– Откуда мне знать! – ответил Ковальски, ритмично передвигая ходулями.
С каждой секундой крики, прорывающиеся сквозь бетон и металл, становились все более надрывными и все менее человеческими.
Вот и камера.
– Там два молодых парня, бывшие наркоманы, – сообщил Иртышный.
– Открывай! – приказал охотник Столярову. – Да лом-то свой оставь пока. Засов отпирай.
– Может, подождем? – предложил Вестовой.
– Чего ждать? Когда нас тут всех сожрут? – не согласился Иртышный.
Истошные вопли за дверью сменились глухими ударами.
– К черту! – выругался Столяров, отодвинул засов и рванул полотно на себя.
Дядя Саша схватил за ноги одного из наркоманов, позвоночник которого был уже сломан. Он азартно долбил несчастного, ставшего в его руках тряпичной куклой, головой о подоконник. Маньяк забавлялся с ним как с игрушкой, использовал череп вместо погремушки.
