Так он и отдал ей уголек. Если разобраться, то источник спор вообще собственность Вестового.
– Хорошо, – согласилась она. – Ключи от лаборатории верните.
«Да, лаборатория. Там тоже не помешало бы прибраться».
– Закончится день, оставлю на посту медсестры.
Серафима так хлопнула дверью, что косяк гудел еще секунд десять.
«А как ты хотела, душечка? Прянички закончились».
Доктор собрал кое-какие бумаги, ставшие теперь ненужными, и вышел с ними в коридор. Он хотел поручить Вестовому сжечь их во дворе, так как не хотел выбрасывать в ведро. Это были черновые заметки о его изысканиях.
Там еще оставалось много вопросов. Один только механизм считывания чужого ДНК чего стоит. Каким образом бактерии заставляют питательные вещества поступать к поврежденным участкам организма? Как они «понимают», на какой стадии находится процесс восстановления, передают друг другу мегабайты информации?
Дверь в камеру к Коленьке Рыжову была открыта. Доктор подошел к ней да так и застыл на пороге.
Мать с хромоногой дочерью пытались беседовать с пациентом, прикрученным к кровати. Лиза сидела, а Серафима стояла рядом с ней и держалась за металлическую спинку стула, дабы не рухнуть от позитивных перемен, произошедших с юношей. Он ведь был безнадежен.
– Ты помнишь, когда родился? – допытывалась Лиза, с не меньшим удивлением, чем мать, разглядывая этого человечка.
– Да. – Николай выглядел оптимистичным и бодрым. – Я помню все. Каждый день. Ремни, пожалуйста. Они давят. Зачем меня привязали?
– Мама!.. – Дочь посмотрела на мать и тут же увидела Иртышного, но полностью проигнорировала его. – Ты видишь, он выздоровел. – В ее голосе плясали умоляющие и оптимистичные нотки. – Я снова смогу нормально ходить! Мама, я буду танцевать!
Карпатова не была настроена столь оптимистично.
– Коля, я уберу ремень с твоей головы, но сперва покажи мне свои зубы, пожалуйста.
– Кушать. Ужин, да? – Он попытался улыбнуться, и у него это получилось.
Карпатова не увидела ничего необычного и потянулась к ремню.
– Он может кусаться, – предупредил Иртышный.
Карпатова повернулась к нему и заявила:
– Вы больше здесь не работаете!
Психиатр не обратил внимания на ее выпад и спросил пациента:
– Как зрение?
– Я спал. Оно вернулось. Я вижу.
«Оживились клетки, умершие после аварии. Речевая функция полностью восстановилась. Логическая цепь рвется, но ее можно проследить. Он адекватен».
– Вот видишь! – воскликнула Лиза и стала отстегивать ремень, удерживающий голову Николая.
Как только фиксатор был удален, девчонка без всякого страха взяла с тумбочки подушку, взбила ее и подложила под голову Рыжова.
– Спасибо, лучше. В туалет. Пить хочется, есть, – снова сообщил Коленька свои желания всей честной компании. – Если ремни, как я поем? Снова шланг?
«Он помнит все. В том числе и дни, проведенные в больнице. Да, это не самые лучшие воспоминания», – подумал доктор, продолжая стоять у двери.
Лиза сидела около сынка богатых родителей, исхудавшего за месяцы, проведенные в клинике, и не могла насмотреться на него. Она никогда раньше не видела Николая осмысленным, настоящим, реальным. Он казался ей умным и мужественным. Этот парень перенес столько страданий! Он настоящий герой.
Лиза не забывала хвалить и себя за то, что рискнула вколоть ему вещество, буквально воскресившее его, вернувшее с того света. Она ведь молодец, помогла ему и другим людям. Придет время, и она обретет новое тело! Интересно, как там Петр? В своем ли он уме? Надо переговорить с ним, а то он разболтает матери об их свиданиях.
Лиза снова кое-как привстала и заботливо стала поправлять дальний конец подушки. При этом она невольно вытянула руку над лицом Коленьки.
Дистрофик схватил ее стремительно, резко, с нечеловеческой животной быстротой! Его зубы вонзились в нежную белую кожу чуть ниже левого локтя.
Бедняжка вскрикнула от неожиданности и попыталась вырваться. Сделать это ей не удалось, и волна дикой невыносимой боли накрыла ее.
Карпатова вскрикнула, но не растерялась и влепила дистрофику пощечину.
Он лишь сильнее сжал челюсти, от чего Лиза заорала как дикое несчастное животное, схваченное хищником.
Иртышный сорвался с места, а в ушах его уже стоял хруст дробящейся кости. Бедная девочка истошно вопила, мать лупила сумасшедшего.
Тот, не закрывая глаз, продолжал работать челюстями и вращал головой из стороны в сторону, уклоняясь от неточных и слабых ударов матери.
Иртышный не имел ничего под рукой. Он вскочил на койку, согнул колено и въехал озверевшему мутанту точно в пах.
– Отпусти ее, тварь!
Эффект был достигнут, но совсем не тот, на который рассчитывал доктор. Вместо того чтобы разжать зубы и выпустить жертву, Коленька с еще большей силой сжал челюсти.
Лиза припала на колено здоровой ноги и продолжала выдирать руку из крепко захлопнувшегося капкана, оглашая клинику дичайшими воплями.
В следующее мгновение Иртышный подобрался к голове Рыжова и стал наносить ему сильные удары, стараясь выдвинутой костяшкой среднего пальца попасть в глаз.
Кровь из прокусанной раны начала хлестать в разные стороны. Она пачкала лица, искаженные гримасами ужаса, заливала халаты, простыни и стену.
Мутант продолжал мотать башкой так, что тело Лизы дергалось вместе с ним. Бедняжка выла. Она завалилась рядом с койкой, дергала отгрызаемой рукой и не могла подняться.
Карпатова долбила кулаком в пах мутанта, но тот не останавливался. Хруст перегрызаемой кости прорвался сквозь вопли и удары. Иртышный увидел, как рука девочки переломилась, и продолжил лупить людоеда.
На крики и звуки борьбы из ординаторской вылетел Кузнецов. Когда санитар забежал в палату, он на мгновение остолбенел, но быстро взял себя в руки, оттолкнул Карпатову и Иртышного и бросился на пациента, привязанного к кровати.
Крики несчастной девчонки и тошнотворный вид ее руки, болтающейся в зубах психа, заставили Кузнецова бить так, будто от этого зависела его собственная жизнь.
Но Коленька все-таки отгрыз руку.
Санитар опоздал.
Лиза наконец-то получила свободу и отползла от кушетки. Кровь хлестала из культи, куски мяса и кожи болтались подобно красным драным тряпкам.
Не успела мать схватить ее, как дочь, размахивая фонтанирующим обрубком, выбежала из палаты.
Ковальски быстрыми шагами шел из дальнего конца коридора, не подозревая ничего такого. Мало ли в дурдоме буйных. Да и санитар уже помогает.
Он столкнулся с Лизой, выбежавшей в коридор. Струи алой крови залили ему лицо и куртку, втоптали его в реальность жестче армейского сапога.
