Иртышный залился краской и выдернул телефонный шнур из аппарата.
– На, звони! – Он швырнул ей на колени бесполезный телефон и вернулся на свое место, к стулу, стоявшему у окна.
– Я от тебя такого не ожидала, – пролепетала Карпатова.
– Угу.
– Что же нам делать? Ты не представляешь, как в области трахают за смерть пациентов. А еще их родственнички, такие же бешеные, только на свободе. Ты что предлагаешь? И как я, по-твоему, буду разговаривать потом с вдовой Рыжова, матерью Коленьки? Да как тебе такое в голову могло прийти? Нет!
– Да! – резко ответил он. – Пойдем, я тебе что-то покажу. Вставай.
– Да что бы ни увидела! Я уже сказала «нет»!
Не слушая возражений, он поставил ее на ноги.
Когда они вновь вернулись в кабинет, Карпатову подташнивало. Вид свеженьких двухсантиметровых клыков у пациента вызвал у нее некоторые ассоциации.
– Я смотрела передачу про природу. У павианов точно такие же. А почему Кормильцев спит? Ты дал ему успокоительное? – Женщина кое-как добралась до своего кресла.
«С того момента, как Вестовой шибанул прикладом пациента, пытавшегося кусаться, прошло довольно много времени. Он должен был прийти в себя. Может, подергался и действительно уснул? Или я что-то проглядел?»
– Вот видишь, не исключено, что человек действительно произошел от обезьяны. Но обратную трансформацию мы допустить не можем. Правда? Ты представь, приедут к нам власти, начнут тут копать. Найдут или придумают какие-то грехи. Мы с тобой завтра же работу потеряем.
– И что?
– У тебя яд есть? Может, в сейфе?..
– Нет у меня никакого яда. – Серафима трезвела, с каждой минутой становилась все более адекватной.
– Все равно рискованно, – буднично проговорил доктор. – У нас в подсобке, помнится, неплохой топор был. Головы им надо отсечь. Сперва застрелим, конечно. А после всего кремируем.
– С ума спятил! – Она, чуть не плача, поднялась и подошла к шкафу с карточками пациентов. – Убить четырех человек. Сумасшедший. Рехнулся! Я не могу тебе этого позволить, слышишь?! Я вас увольняю, Аркадий Петрович, сегодняшним же числом. Сейчас! – Серафима оставила карточки, подошла к сейфу и, бряцая ключами, решительно вынула оттуда коробку с трудовыми книжками.
– Боюсь, ваш пассаж мало что изменит, – скупо ввернул он.
– Изменит, вот увидите, Иртышный. – Начальница нашла его трудовую, выпрямилась и вернулась на свое место.
Мегера нашла в книжке последнюю запись о приеме на работу, не глядя на Иртышного, взяла ручку.
Он спокойно наблюдал за всем этим, снова задымил.
– Я уволю вас по статье. – Серафима занесла ручку над документом.
Кисть тряслась, авторучка ходила ходуном над страничкой и не думала успокаиваться.
– Да что же это? Я не помню номер статьи. – Ее заметно потряхивало.
Она была вынуждена вернуться к шкафу, где стоял Трудовой кодекс.
– Я вам покажу, кто здесь царь и бог.
В дверь кабинета постучали. Вошел Вестовой. Он легко уловил напряжение в кабинете, но пришел по работе, поэтому плевать хотел на такие мелочи.
– Все сжег, – доложил Егор.
– Спасибо, Егор Федорович, идите, – проговорила Серафима.
Они снова остались вдвоем. Карпатова стала листать кодекс.
– Вот это годится. Пьянство на рабочем месте. Отличная статья, Иртышный.
– Да, бухой начальник увольняет трезвого подчиненного.
– Выйди отсюда, – тихо потребовала она.
Он беспардонно выкинул бычок в окно, вместо того чтобы ткнуть его в пепельницу, и направился к выходу, громко декламируя:
– Не забудь найти у своей дочки еще один шприц.
– Стой! Что ты знаешь?
Иртышный и не думал подчиняться.
– Я пошел собирать свои вещи. Я уволен. Останавливать меня надо было раньше.
Ей пришлось забыть про гордость, про селектор, стоящий на столе, и идти следом за ним в его маленький кабинет.
– Подожди, Иртышный, скажи мне.
Он сжалился над ней. Ему было противно и безразлично. Хватит терпеть это самодурство.
– Лиза использовала четыре шприца и выбросила их. Пятнадцать штук сжег Егор. Значит, где-то есть еще один. Очень вероятно, что она набрала двадцать, круглое число. Так уж устроен мир.
Он не успел договорить, а Карпатова уже неслась по коридору вниз, туда, где на посту медсестры стоял исправный телефон. Лиза должна была быть уже дома. Мать три шкуры спустит с этой маленькой стервы.
Нина увидела заведующую заранее. Той еще надо было открыть решетку, отделявшую лестницу от первого этажа.
– Дай мне телефон! – проорала Серафима, проворачивая ключ в замочной скважине.
Испуганная медсестра передвинула аппарат к краю стола.
– Где Лиза? Когда ушла? Ты видела?
– Серафима Ильинична, она здесь, в сестринской.
Иртышный решил закончить с образцами крови и спустился в подвал. Перед продолжением работы он опустошил мерзавчик, очень кстати завалявшийся в ящике стола. Теперь это уже не имело значения.
Не успел он насладиться послевкусием, как распаленная Карпатова ворвалась в заново оборудованную лабораторию.
– Не надо придумывать! У моей дочери ничего больше нет! Вы уволены. Вот ваша трудовая. – Она положила документ между держателями с пробирками, клавиатурой и мышью.
– Ну и ладно, – безразлично проговорил он, засовывая книжку в нагрудный карман халата. – Я доработаю день.
– Еще как доработаете! До конца смены полтора часа. А потом чтобы духу вашего не было в моей больнице! – заявила вздорная баба и исчезла.
В половине седьмого Иртышный был уверен в том, что среди пациентов и сотрудников носителей бактерий больше нет.
Он пару минут посидел в лаборатории, потом поднялся в свой кабинет. По пути доктор протопал мимо Ковальски, честно отрабатывающего деньги, обещанные ему. Иртышный попросил того пока не уходить и потерпеть. Леня и не протестовал. Двести долларов за полдня – это же очень хорошие деньги.
Ему надо было выгрести стол, собрать книги. Провозится он с этим час, а то и полтора. Потом приедут следователи, дальше, наверное, специалисты какие-нибудь секретные, раз Серафима решила рассказать обо всем.
В крови доктора рассосался излишний адреналин. Он взялся за наведение порядка в кабинете.
Тут ведьма вошла к нему и заявила:
– Отдайте мне метеорит!
Он скорчил презрительную гримасу, будто смотрел на низшее существо.
– Не вы приносили, не вам и забирать.
