Но сейчас меня больше волновало нечто другое.
Оставив сушиться вещи на камнях, я направился к древнему причалу. Рыбачившие там мальчишки, заприметив меня, притихли. Оба худые, нескладные, с исцарапанными коленками. На тощих загорелых шейках болтались потускневшие нательные крестики.
– Привет, пацаны, – сказал я, дружелюбно улыбаясь.
– Здорово, – нерешительно поздоровался один из них.
– Чьи лодки те, знаете?
Я указал в сторону трех лодок, одна из которых была на суше, а две лениво покачивались на плаву, закрепленные цепями к столбу причала.
– Эта, что на берегу, разбита, – ответил паренек, сморщив веснушчатый нос. – Пробоина у ней здоровенная.
– Давно уже, – подтвердил его приятель, словно это имело какое-то значение. – Ничья она.
– А вон та, что побольше, – Игоря, – снова заговорил веснушчатый. – А вторая, мелкая, – дяди Паши. А что?
– Хотел взять напрокат.
Мальчишки с изумлением переглянулись, словно я только что признался, будто собираюсь улететь на одном из этих корыт на Марс.
– Игоря нет. Он на шабашке, – наконец отозвался веснушчатый. – А дядя Паша здесь. Позвать?
– Он бухает, наверное, – предположил второй.
– Позовите, – согласился я. – Заработаете на мороженое.
– Лучше на колу, – тут же оживился веснушчатый, и я кивнул.
– Приведете сюда дядю Пашу, и я дам вам по пятьдесят рублей.
Вытаращив глаза, мальчуганы, не сговариваясь, побросали удочки и стремглав помчались с пляжа.
«Надеюсь, с дядей Пашей я тоже договорюсь», – подумал я, глядя на их белые пятки, проворно мелькающие в горячем песке.
Особых проблем с дядей Пашей, который на момент заключения нашей сделки едва держался на ногах, не возникло. Я сунул ему пятьсот рублей, а он дал мне ключ от замка, на котором держалась цепь. Некоторое время владелец лодки уговаривал меня составить ему компанию, на что я ответил отказом. Я приехал сюда не для того, чтобы квасить с местными алкашами.
Прихватив пакет с вином и влажные вещи, я направился к причалу. Сел на самом краю, завороженно глядя на медленно опускающееся солнце.
Начинался закат.
Сколько себя помнил, зрелище солнца, погружающегося за линию морского горизонта, у меня всегда вызывало благоговейный трепет. Это было равносильно наблюдению за тем, как сгорает свеча. Огонек трепещет и внезапно исчезает… Или как молочная пленка затуманивает взгляд умирающего.
Это было сродни как… впрочем, не будем об этом.
Лучше я буду думать о Марине.
Болтая ногами в воздухе, я достал мобильный телефон. Пожалуй, единственная ценность при мне. Ну, не считая той крошечной коробочки из розового бархата, которую я приготовил для Марины.
Телефон, паспорт и коробочка, вот и все, с чем я приехал за сотни километров. Хе-хе!
«Нож, – напомнил внутренний голос. – У тебя с собой еще есть нож».
Да, у меня еще есть нож.
Странно, что я забыл о нем. Гм…
«Привет, родная. Я на месте, как договаривались. Очень тебя люблю и жду», – отпечатал я эсэмэску Марине.
Ответ не заставил себя ждать, и мобильник тихо пискнул, извещая о поступившем сообщении.
«Немного опоздаю. До встречи».
Я моргнул, вновь перечитав эти две короткие фразы.
Еще раз.
И еще.
Выключив телефон, я уставился на закат. Разбухшее, остывающее солнце постепенно клонилось все ниже и ниже, оно словно сочилось малиновым соком, который расплывался по всему вечернему небу, как смешанная с водой краска на рисунке.
«Ни «привет». Никаких «люблю» и даже «целую». Что-то случилось?» – мысленно спросил я сам себя. Нервно потер руки и, задев залепленный пластырем палец, сморщился.
Ранка была совсем свежей, и каждое прикосновение к ней было весьма неприятным.
«Ее отец, парень. Это все ее отец, – вновь заскребся в черепе отвратительный голос. – Он приехал и закатил ей взбучку. Напомнил про «Таню». Проверил телефон Марины. Может, это он сейчас тебе ответил? И сейчас уже едет сюда с ее братом, чтобы превратить тебя в отбивную! Он ведь предупреждал тебя?»
– Предупреждал, – меланхоличным эхом откликнулся я. Посмотрел на экран телефона, проверяя время, – на последний автобус я все равно уже опоздал.
«Он не простит тебе обман, – прошипело над ухом. – Ты ополоумел? Не знаешь ее отца?!»
– Знаю. И если он будет вставлять мне палки в колеса, я убью его, – спокойно сказал я, широко улыбаясь уходящему за горизонт солнцу.
Голос промолчал, а я повторил только что произнесенную фразу про себя.
А действительно, смог бы пойти на это ради любимой?!
Затаившееся внутри существо не отвечало, предоставляя мне самому решить столь непростой ребус.
Так мы и сидели, безмолвно глядя на закат, а волны размеренно плескались у берега, с тихим шорохом накатываясь на песок.
Она появилась, когда на небесном покрывале начали вспыхивать первые хрусталики звезд. Я сразу узнал стройную фигурку, бесшумно возникшую на старом причале, и сердце мое заколотилось в исступленном ритме. Ее бесподобные длинные волосы трепал ветер, в изящных руках – облепленные песком босоножки.
– Привет, – прошептала Марина, опускаясь на колени передо мной. Я обнял ее, молча вдыхая аромат юного упругого тела вперемешку с мамиными духами.
– Я ждал тебя, – так же тихо ответил я, закрыв ее губы поцелуем.
– Я не могла раньше. Вернулся отец… – ответила она, слегка отстраняясь. – Ты… что с твоей майкой?
Я опустил глаза. Даже в темноте на футболке темнели грязные разводы, и я грустно улыбнулся.
– Что, сильно заметно?
Марина кивнула.
Подумав, я решил рассказать все, как было.
– И ты остался? – задала она дурацкий вопрос, когда я закончил.
– Как видишь.
– Отец очень волнуется за меня.
– Наверное, на его месте я поступил бы точно так же.
– Витя, я слышала, как он позвонил какому-то человеку из милиции. У него…
Она запнулась, и я, видя нерешительность любимой, приободрил ее:
– Ну же, солнышко. Не бойся, говори.
– В общем… мой отец продиктовал твое имя, фамилию, год рождения и еще много чего… Хотел выяснить, не замешан ли ты в чем-то.
Я осторожно дотронулся до кончика носа. Он все еще помнил сегодняшнее краткосрочное свидание с кулаком Петра Сергеевича.
– Мне не в чем себя упрекать. И я не обижаюсь на твоего папу, – сказал я, про себя задавшись вопросом, верю ли я сам этим словам.
