Чуть позже приходил с дальнего конца Фрол, матерый пропойца и балагур. Он увидел, что тут не наливают, и крайне расстроился. От нечего делать предложил подсобить разделывать скотину, но ему вежливо отказали.
Когда буча наконец-то улеглась, Егор подошел к Ковальски, снизу вверх посмотрел в его черные глаза и спросил:
– Ты думаешь, мясо пропащее, да?
Леонид отшатнулся от него как от чумного.
– Ты в пасть своей красотке загляни. Чего видишь? Кого таким мясцом потчевать?
– Верно, – нехотя согласился Егор.
Ветеринара звать он не стал. Незачем. Надо ее ковшом экскаватора поддеть, отвезти подальше и бросить в овраг. Зверье растащит за день-два. Не устраивать же бешеной корове пышные похороны.
Дабы не получить жесткое взыскание за невыход на работу, Егор пошел в дом, звонить в «Пентагон».
Другой работы тут нет. Потеряет ее, и что делать? Отец вот берилл да малахит добывал по молодости. Потом это дело прикрыли. Не рентабельно, мол, промазали геологи. Дальше он как-то бедовал на подножном корму.
Стараясь быть спокойным и уверенным, Вестовой попросил к телефону главврача Карпатову Серафиму Ильиничну.
– Здравствуйте! – начал он, но продолжить ему не дали.
– Егор, что у тебя опять стряслось! Мне надоели твои звонки! Егор, что ты делаешь со мной с самого утра? Сколько можно? Ты уже неделями не появляешься на работе!
Вестовой не стал слушать дальше и положил трубку. Будь что будет. Климакс – это не шутки.
Часа через полтора со свинофермы под Кыштымом приехал трактор. Так как волочить скотину не было никакой возможности, Егор убрал пролет забора, чтобы могучая техника могла въехать во двор и подцепить труп. Дабы не смущать тракториста, который ехал сюда не за здорово живешь, а с явным намерением подкалымить, корову с собакой в пищеводе он накрыл несколькими разрезанными старыми мешками.
Когда «Беларусь» с навешенным впереди ковшом въехал в село, Егор пошел встретить его.
За баранкой восседал седовласый маленький мужичонка, которого Вестовому раньше видеть не приходилось.
– Ты, что ли, заказчик?
– Я! – подтвердил Егор.
Когда тракторист осознал задачу, он произнес только:
– Не вопрос.
Трактор встал поперек улицы, опустил на землю ковш и дал малый вперед.
Вестовой и Ковальски замерли в двух шагах от хвоста коровы и более чем внимательно следили за процессом. Тракторист заметил, что они смотрели на все происходящее как-то слишком серьезно.
Как только зубья ковша коснулись рыжих пятен на спине сдохшей скотины, все тело коровы дернулось словно от судороги. Рыжуха вскочила на ноги. Мешки слезли с нее. На тракториста сквозь стекла кабины смотрела коровья башка, основательно развороченная двумя выстрелами в упор. Из пасти скотины торчали задние лапы и хвост бедолаги Полкана.
Полчерепа коровы было начисто снесено. Внутри головы просматривалось нечто красно-белое. Мозги, наверное. Там ничего другого быть не могло. Глаз на ниточках и безвольный синюшный язык дополняли дивную картину.
Водила вдарил по тормозам, заорал дурным голосом, выпустил серию фольклорных выражений. Он не стал дожидаться развития событий, дал задний ход и едва не снес противоположный забор.
Потом пролетарий вылетел из работающего трактора, уставился на уродину и констатировал очевидный факт:
– Она же собаку сожрала!
Ковальски не стал ждать, пока эта невероятно живучая тварь попробует напасть на них, сдернул с плеча ружье и стал быстро заряжать его.
Воскресшая корова не обращала никакого внимания на людей и трактор. Она старалась сдвинуться с места. Простреленный позвоночник не давал ей такой возможности, но на ноги скотина как-то встала.
Раздалось размеренное чавканье, и тушка Полкана почти исчезла в развороченном чреве. Она его просто заглатывала!
Морщась от того, что ему сейчас предстоит сделать, Ковальски подошел к корове, не способной передвигаться, и выстрелил в позвоночник сразу же за холкой. Скотина тут же повалилась наземь.
– Еще! – проорал ошалевший Егор, стоя на приличном расстоянии от охотника и коровы.
Леонид, не дожидаясь советов Вестового, выпустил еще один заряд в голову Рыжухи, хоть это было уже и неприлично. Нечего бить туда, где и так ничего нет.
Тем не менее действие свинца возымело необходимый эффект. Скотина угомонилась.
Тракторист с трясущимися руками и ошарашенным лицом подошел к мужикам.
– Что?.. – Он смотрел то на тушу, обезображенную множественными попаданиями, то на селян, вызвавших его. – Тут, может, зараза какая? Опасно?
Ни Вестовой, ни Ковальски не отвечали ему. Они уставились друг на друга словно два ребенка, играющие в «кто первый моргнет».
Первым очнулся Егор:
– Слушай, слей мне горючки с полведра, а?
Тракторист засуетился:
– Да. Конечно. Не вопрос, мужики. Сделаем.
Лена вместе с сыном, успевшим отучиться в школе, вернулась на попутке из райцентра. Там она не только посидела со свекровью в больнице, но и спустила немного деньжат в магазинах, чтобы избавиться от стресса.
В это время ее муж уже прилаживал пролет забора обратно.
– Ты почему не пошел на работу? – набросилась она на него. – Зачем дерн срезал? Я хотела тут смородину сажать. А пахнет-то чем? Ты жег чего?
Василий стал нарезать круги вокруг того места, где словно по волшебству не стало травы.
– Это трактором? – спросил сын у отца, который не обращал особого внимания на кудахтанье жены и продолжал возиться с пролетом забора.
– Василий, не буянь, – тихо ответил отец.
В это время женушка подошла к хлеву.
– Ты корову разделал уже или нет? Господи! А с сараем-то у нас что?
Егор молчал как партизан.
– Папа, смотри, что я нашел.
Отец отвлекся от работы и глянул на руку сына, в которой были две стреляные гильзы.
– Это двенадцатый калибр?
– Ага, – буркнул отец, быстро забрал из рук пацана улики и засунул их в большой накладной карман песочных штанов старой афганки. – Мамке ни-ни, понял?
Василий согласно кивнул и пошел следом за матерью осматривать хлев, пострадавший непонятно от чего.
Серое высокое двухэтажное здание, построенное в восьмидесятых, едва ли не опиралось спиной о скалу рядом с огромными металлическими воротами, закрывавшими вход в заброшенную шахту. Высокие, почти квадратные окна, усиленные стальными решетками, пялились на каждого человека, который по какой-либо причине забредал сюда. Колонны, тотально испещренные трещинами, поддерживали треугольную крышу. Гранитное крыльцо с пятью обшарпанными ступеньками, черные кованые перила на входе в специальное учреждение.
