– Так врач твой по людям, да и то по психам, а тут скотина.
– Леонид, ты вот молодой, еще не знаешь. Их в институтах так учат, что они все могут. Наш и перевязки делает, и, если надо, швы наложит. Одному пациенту года полтора назад плечо вправил. Я вывернул, а он починил. И никто ничего не узнал.
В этот момент корова ударила головой в дверь хлева так, что рога пробили массивные доски и показались снаружи.
– Ого! – воскликнул Ковальски. – Слушай, я за ружьем сбегаю. Давай пристрелим ее к чертям!
Егор все медлил. Пристрелить всегда можно. Но живая корова все же лучше, чем мертвая. Это и молоко, и творог, и радость маме, и сметана, такая жирная, что ложка стоит.
Полкан впал в истерику и стал оглашать лаем окрестности. Собаки, живущие по соседству, торжественно подхватили его тревожный позыв.
Рога исчезли из двери, и тут же последовал еще один удар.
– Беги! – живо напутствовал охотника Егор Федорович, поднял здоровенный топор и занял напротив двери воинственную позицию на полусогнутых ногах, будто ратник на поле брани, готовящийся к отражению атаки.
Леонид по-молодецки сорвался с места и услышал сквозь собачий лай:
– Ты давай, я ее постерегу здесь!
Сокрушительный удар снова сотряс сараюшку. Послышался треск досок и мат Егора, возвещавший охотнику о том, что времени у него очень мало.
Ковальски добежал до дома, схватил «ИЖ-27», пачку патронов, снаряженных картечью, и бросился обратно.
Как только он снова выбежал на улицу, раздался истошный визг собаки. Такие звуки обычно следуют за попаданием бедняги под колесо грузовика. Псина еще некоторое время скулит, воет, кое-как отползает на обочину и помирает в ближайших кустах. Охотник услышал это и поспешил на бегу зарядить оружие.
Он с двустволкой наперевес появился во дворе Вестового, сперва увидел проломленную дверь хлева, затем и хозяина. Тот с топором в руках сидел на корточках на крыше полуразрушенного и покосившегося сарая. Корова стояла в углу двора, за невысоким кустом сирени, не успевшим расстаться с листьями, рядом с собачьей будкой.
– Не подходи к ней! – судорожно заорал Егор с крыши.
Глаза его были полны ужаса. Лезвие топора ходило вверх-вниз от крупной тряски.
– Стреляй в нее!
Корова услышала крик и подняла голову.
Ковальски немедленно скрутило живот. Он судорожно вскинул ружье и навел стволы на раскуроченную башку скотины, которая пожирала, заглатывала собаку целиком!
Рыжуха, восставшая из ада, воспользовалась тем, что Полкан был посажен на цепь. Она смогла загнать его в угол, где, видимо, и прибила. Как уж корова это сделала, оставалось неясным. Да и какая разница?!
Черные ноги и хвост торчали из кровавой деформированной пасти. Зрелище было не из приятных.
Охотник не стал дожидаться того момента, когда корова повернется к нему мордой, влепил ей с нескольких метров дуплетом под лопатку. Чудовище дернулось и повалилось на бок. Эжектор вышвырнул из стволов стреляные гильзы.
Ковальски перезарядил ружье, без промедления подбежал к скотине и дважды выстрелил ей в голову. После чего он повторил процедуру, перебил позвоночник Рыжухи в двух местах.
Егор сидел на крыше хлева и аж подпрыгивал. Он не понимал, что все кончилось, и продолжал смотреть на свой двор с изрядной высоты.
Ковальски отошел от туши и снова перезарядил ружье.
«Так вот ты какое, коровье бешенство, – зло подумал он, разглядывая заднюю часть бедного Полкана, продолжавшую торчать из пасти Рыжухи. – Нижняя челюсть у нее как-то работала. Иначе она не смогла бы проглотить пса».
– Убил? – робко поинтересовался Егор Федорович, вытягивая шею.
Ковальски оглянулся на хозяина дома, потом снова посмотрел на раскуроченный череп коровы.
– Раза три подряд, – ответил он и предложил Вестовому спуститься с небес на землю.
– Тут такое было! – проговорил Егор, поглядывая вниз, выбирая, куда бы ему спрыгнуть.
Ковальски поймал себя на мысли о том, что он не понимал, как Вестовой смог залезть на крышу. Видимо, тут действительно было «такое».
Едва он очутился на земле, как у забора появились две женщины из домов, стоящих напротив. Ульяна и Татьяна. Ульяне было под семьдесят, Татьяне – пятьдесят с небольшим. Обе с большими круглыми глазами.
– Чего палишь, Ленька? Кобеля Егоркиного пристрелил, что ли? – проскрипела Ульяна.
Он кивнул на корову, убирая за спину оружие, и сказал:
– Приболела Рыжуха. Пришлось того…
Бабы встали на цыпочки, посмотрели через забор направо и вниз. С улицы был виден лишь белый хвост, оканчивающийся метелкой, чего этим любопытным особам было крайне недостаточно.
Охотник подошел к ним со стороны двора и окончательно закрыл обзор.
Женское любопытство никуда не делось. Но остатки советского воспитания не позволяли соседкам просить молодого человека отойти в сторонку.
Выпятив грудь и не убирая топора, к односельчанам подошел Егор.
– Федорович, ты что тут устроил террор на всю деревню? – поинтересовалась Татьяна.
Бабы понимали, что произошло что-то такое, что потом не пересказать и за три стакана семечек, но им требовалось разузнать как можно больше. Виданное ли дело, Вестовой свою корову во дворе пристрелил, да не сам, а охотника позвал! Оба стоят истуканами и не говорят ничего.
– А Полкан где? – спросила Ульяна и прищурилась.
– Гулять отпустил, – тут же нашелся Егор. – Бабы, идите по домам. Чего вы меня одолели?
– А Ленка-то твоя знает? – осведомилась Татьяна.
Тут Егор понял, что сейчас обложит этих наглых особ нехорошими словами. Если бы не Ковальски, то так и случилось бы.
– Она мне и заплатила за работу, – легко соврал охотник и для верности похлопал рукой по прикладу ружья.
Бабы притихли на секунду, потом старшая все же не стерпела:
– Что ж ты, Федорович, не по-человечески со скотиной? Совсем вы уже совесть потеряли, мужики. Устроили тут сафари.
– Как? – Егор беззлобно вытянул шею, не разобрав слово.
– Сафари, говорю.
– Ох, умные слова ты знаешь. Не подумал бы.
В ответ почтенная бабка Ульяна выстрелила ему прямо в мозг:
– Я, сынок, конец твоего папашки знавала, а не только всякие слова. Так себе, кстати, конец-то был. Не ахти.
Татьяна едва не рухнула от смеха тут же, около забора, кое-как подобрала юбки и была такова. Ульяна зыркнула на Вестового и бодро отправилась к себе в дом, стоявший на противоположной стороне улицы.
Между Егором и Леонидом сразу возникло понимание того, что трезвонить о произошедшем не надо. Чем меньше людей знает о таких вещах, тем им же и спокойнее.
