Книга Великан Калгама и его друзья, страница 31. Автор книги Николай Семченко

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Великан Калгама и его друзья»

Cтраница 31

Он так сосредоточился на ладошке Фудин, сжатой пастью бусяку, что не заметил: Хондори-чако мало-помалу, двигая лапами, высвободился из веревок. Вдохнув воздуха полной грудью, он обрёл силу, но, хитрый, не выказывал её. Неприметно для великана злодей шевелил ногами, чтобы изнутри расширить скрутку, в которую оказался завёрнутым. И это ему удалось.

– Объясни, что нужно сделать, – попросил великан. – Или ты говорить разучился?

Он понимал: со своими вопросами выглядит довольно глупо, но решил из роли простака не выходить. Бусяку, в конце концов, рассердится и что-нибудь скажет в ответ. «Вот тут-то, – думал Калгама, – отобью Фудин!»

Хондори-чако, прищурившись, жутко и весело взглянул на великана, внезапно разжал челюсть – рука Фудин оказалась на свободе, а сам бусяку в ту же секунду откатился под ноги Калгаме. При этом полотно раскаталось, чертяка подхватился и налетел на опешившего великана.

– Недотёпа! – насмешливо оскалился Хондори-чако. – Голову из-за женщины потерял! Запомни: все неприятности из-за них случаются.

Бусяку зажал Калгаму мёртвой хваткой, но и тот, опомнившись, крепко вцепился в неприятеля. Они не уступали друг другу в силе, а потому топтались на месте, с попеременным успехом бросали один другого на пол, вскакивали и снова с ожесточением схватывались в рукопашной борьбе. Земля дрожала, пыль – коромыслом; всё, что попадало под ноги, разлеталось вдребезги.

У Хондори-чако была одна неприятная особенность. Когда он злился, его дыхание становилось зловонным: в желудке будто разбивалась тысяча протухших куриных яиц – смрадный дух сероводорода потоком вырывался из пасти, отравляя всё вокруг. Калгама не смог выдержать этой вонищи – и отшатнулся от бусяку, прикрывая нос рукавом.

Злодей воспользовался заминкой великана. Он подставил подножку и резко дернул Калгаму на себя – богатырь повалился, а бусяку с торжествующим воплем прижал его лопатки к полу.

– Вот и всё, – прошипел он, нацелив клыки на шею великана. – Твоя песня спета! Прокушу горло, напьюсь свежей кровушки. Ох, разгорячился я – жажда мучает…

Услышав это, Фудин заметалась по пещере, но ничего такого, чем можно было бы огреть бусяку, под руки не попадалось. И тогда, забыв о страхе, она принялась молотить кулачками по спине Хондори-чако. На того это не произвело никакого впечатления. Разве что он небрежно передёрнул плечами и злорадно ощерился:

– А! Тебе нравится массаж делать? Погоди. Вот покончу с великанишкой, займёмся массажем, – и оглушительно захохотал. Так уж ему понравилась собственная шутка.

Фудин в отчаянии заколотила его ещё сильнее.

Калгама, стиснутый Хондори-чако, не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Однако когда бусяку отвлёкся на разговор с Фудин, он приноровился и что есть силы ударил головой в челюсть врага. Тот от потрясения прикусил язык и ослабил хватку. Этого оказалось достаточно, чтобы сбросить Хондори-чако и вскочить.

Всё бы хорошо, но Фудин не успела отбежать на безопасное расстояние, и бусяку схватил её. Прикрываясь женщиной, как щитом, он свирепо оскалился и зашипел:

– Женщина, ты не достанешься никому! На ногу встану – руку оторву.

Но только он наступил лапищей на ступню Фудин, как раздался грохот: обломки, накиданные у выхода, разлетелись, а дверь соскочила с петель. В проём ввалился медведь и, не дав бусяку опомниться, поднялся на дыбы и двинулся к нему. Мышь и щука соскользнули с его загривка и шлёпнулись на пол. А сорока, влетевшая вслед за медведем, стремглав понеслась к Хондори-чако и клюнула его в глаз – и раз, и другой. Тот выпустил Фудин и заприпрыгивал от боли:

– Что ты, подлая птица, наделала? Света белого не вижу!

– Век бы свет белый тебя не видел, – ответствовала раздухарившаяся сорока. – Твоя сестра Амбакта лопнула как пузырь, теперь твой черёд настал…

– Врёшь ты про Амбакту! – не поверил бусяку.

– Настоящая сорока что видит, о том и говорит, – зачастила белобокая. – Даром, что нас трещотками обзывают – не пустомели мы какие-нибудь.

Щука, между тем, выплюнула кочоа. Он подкатился к ногам Калгамы. Великан поднял его и крепко стиснул – так он обычно даже камень раскалывал, что уж об орехах говорить. Но кочоа – крепкий. Кто не знает, стоит заметить: внешне маньчжурский орех напоминает грецкий, но в отличие от него его скорлупа очень прочная. Чем только порой не колотишь, а никак не раскалывается!

Калгама уже и зубами пробовал его расщепить, и топал по нему, и кулаком стучал – никакого толка. Медведь тоже попытался раскусить орех, но чуть челюсть не свернул. Фудин нашла за печью полено. Решила: если им хорошенько ударить, то скорлупа кочоа не выдержит – лопнет. Но и у Фудин ничего не вышло.

Тут мышка вспомнила: в некоторых сказках говорится – вот, мол, мышка бежала, хвостиком махнула…

– А! Всё вы не так делаете! – запищала она. – Сказка – ложь, да в ней намёк. Ну-ка, кладите кочоа на подоконник, да меня туда подсадите!

Так и сделали. Мышка разбежалась, длинным хвостиком махнула – орех свалился на пол. Но не разбился. Покатился по полу – прямиком к Хондори-чако. А тот, хоть и держался за глаза, ничего, считай, не видел, но на удивление резво подхватил кочоа и прижал к груди.

– Хо! Ничего у вас не выйдет! – захохотал злодей. – Моя сила со мной! И ничего вы теперь не сделаете.

Дикие звери обычно больше доверяют нюху, чем зрению. Так и Хондори-чако: глаза открыть не может, зато носом всё чует. Подхватился он, отпихнул Калгаму и стремглав выскочил из пещеры.

Глава шестнадцатая, в которой Чумбока возвращается домой

Вот диво-то, удивлялись люди. У Чумбоки с Койныт на месте старого домика вырос настоящий дворец – ни в сказке сказать, ни пером описать. Золоченые двери не то что потрогать, даже подойти к ним страшно – такие они дорогие да нарядные, ослепительно сверкают – даже солнце прижмуривается; ни пылинки, ни соринки на них. Это у Койныт-то, которая особо за чистотой не следила!

Сама хозяйка важно прохаживалась вокруг дивных чертогов, разодета в пух и прах – три халата на ней, один другого краше, сапожки из тонкой кожи, отделанные мелким бисером и шелками, на голове – шапка соболья, уши оттягивают золотые серьги с бриллиантами. Шагнёт Койныт – серебряные подвески-колокольчики на халатах тоненько зазвенят, ещё шаг сделает – с перламутровых пуговиц, как с зеркальца, солнечные зайчики в разные стороны разбегутся. Ни за что не подумаешь, что эта женщина – благоверная бедного рыбака. Царица, да и только!

Соседки, перешёптываясь, в стайку сбились, издали на Койныт глядели, не решались к ней подойти. Но ей самой надоело разгуливать в гордом одиночестве, окликнула товарок:

– Не узнаёте, что ли? Хоть богатая стала, а не заносчивая. Подходите, не робейте.

Женщины и рады – подбежали, разом заговорили-защебетали, принялись ощупывать материал и рассматривать украшения. Никак они не могли поверить, что всё это настоящее, а одна соседка даже ущипнула себя:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация