— Попытайтесь дознаться сами. Может быть, кто-то захочет убить вас, чтобы Руд остался один.
Нельзя сказать, чтобы он мне не верил — я видел это и не мог не удивиться. Или он знал что-то неизвестное мне? А может, что-то успело произойти с тех пор, как я послал ему предостережение?
На ступеньках я остановился и оглянулся.
— Та же особа приберегает меня на десерт. Лично для себя.
Он все еще стоял и задумчиво курил, когда я постучал в дверь, и голос, ответивший мне, заставил мое сердце учащенно биться. Он всегда действовал на меня таким образом, этот голос, который, сколько ни слушай, никогда не надоест.
Мойра стояла перед зеркалом. Когда я вошел, мое отражение появилось рядом с ее собственным. Так мы и стояли, глядя на себя: высокий загорелый молодой человек, широкоплечий, в темно-синей рубашке, из-под которой виднелся черный шелковый шейный платок, в черных джинсах и с двумя подхваченными внизу сыромятными ремешками кобурами, из которых торчали рукоятки револьверов, вырезанные из каштана; и девушка в платье цвета морской волны, тонком, летнем, с прекрасной шеей, точеными плечами и с губами…
— Мэтт! Вы не должны были приходить! Отец будет…
— Когда-нибудь ему придется примириться. Так почему не теперь?..
— Это безрассудство!
Однако по глазам не было видно, что она считает мое поведение таким уж безрассудным. Но именно сейчас, когда она выглядела такой привлекательной и была окружена атмосферой роскоши и уюта, все это могло показаться безрассудством даже мне самому.
— Вы бы лучше начинали покупать приданое, Мойра. Первые год-другой я не смогу зарабатывать много…
Девушка с беспокойством взглянула на меня.
— Вам лучше уехать, Мэтт. Я жду Моргана…
Я взял ее за руки.
— Не беспокойтесь, Мойра. Я обещал Кеневейлу, что никаких скандалов не будет — и не допущу их.
Это не слишком убедило ее, и девушка пыталась спорить однако я мог думать лишь о том, как она прекрасна. Взволнованная и рассерженная, с гордой осанкой и стройной обнаженной шеей, Мойра могла заставить забиться сердце любого мужчины.
Однако мысль о появлении Моргана Парка действительно пугала ее.
— Мэтт! Вы даже не слушаете меня! И не смотрите на меня так!
— А как еще должен мужчина смотреть на женщину?
После этих слов она примолкла и повела меня в глубь дома. Столовая была уютной — не в витиеватом, излишне декоративном стиле Восточного побережья, а в простой манере, порожденной духом границы. Руд Макларен явно любил комфорт, а его дочь умела красиво обставить дом даже в этих диких краях.
— Как вы себя чувствуете, Мэтт? Я имею в виду раны. С вами все в порядке?
— Еще нет… Но много лучше.
Мы сели; впервые она казалась чуть-чуть смущенной и избегала встречаться со мной глазами.
— Откуда вы приехали сюда, Мэтт? Кеневейл говорил, что однажды вы были маршалом в Мобити.
— Очень недолго.
И я рассказал ей об этом — а потом как-то само собой вышло, что и обо всем остальном. О долгих ночах в седле, о перегонах стад, о бизонах, о пограничных кантинах
[4]
, о днях, проведенных в Соноре, где я работал ковбоем на мексиканской гасиенде
[5]
, о поисках золота в Калифорнии и встречающихся там развалинах старых католических миссий и еще обо многом другом.
Мы как-то совсем забыли, где находимся, и я рассказывал о беспрестанных ветрах в необозримом океане прерий, раскинувшихся к востоку от Скалистых гор; о длинных волнах, которые гонит этот ветер по высокой, по пояс, траве; о пронзительных воплях атакующих команчей… И о ночах, проведенных под звездами, — одиноких ночах, когда я подолгу лежал без сна, томясь в темноте по кому-нибудь, кого мог бы любить, кому принадлежал бы без остатка и кто так же полностью принадлежал бы мне.
Так всегда и должны встречаться мужчина и женщина — чтобы время и окружающий мир отступали в сторону, оставляя лишь слияние душ и руки, соединенные в тишине.
А потом со двора донесся стук копыт — копыт двух лошадей.
Две лошади. И два всадника.
Глава 13
Мойра быстро встала; завитки черных волос прилипли к ее шее, а на верхней губе выступили крохотные капельки пота — день выдался на редкость жарким.
— Это отец, Мэтт. Вам лучше уехать.
Она шагнула ко мне, и я привлек ее к себе. Мойра попыталась отстраниться, но я взял ее за подбородок и повернул к себе лицом. Испуганная, она попыталась отступить, но не слишком энергично. Глаза ее расширились и потемнели… И тогда я ее поцеловал.
Уже через секунду она яростно вырвалась из моих рук, замерла, не произнеся не слова, а потом порывисто обняла меня, и мы снова стали целоваться. Мы целовались еще и еще… пока не услышали за дверью приближающиеся шаги.
Мы отстранились друг от друга как раз в тот момент, когда Руд Макларен и Морган Парк появились на пороге.
Что-то в лице Мойры подсказало Парку о случившемся здесь. Лицо его потемнело от гнева, он шагнул ко мне и сказал хриплым от бешенства голосом:
— Вон! Вон отсюда, я приказываю!
Я посмотрел на Макларена.
— Чей это дом? Ваш или его?
— Хватит, Морган! — Макларену было не по душе мое присутствие, но еще больше ему не нравилось, что Морган Парк действовал как хозяин дома. — Я сам, когда надо, прикажу людям покинуть мой дом.
На лице Парка появилось угрожающее выражение. Он жаждал драки, но прежде чем он успел заговорить, в дверях показался Кеневейл.
— Босс, Бреннан сказал, что приехал с визитом и не ищет скандала. Он пообещал, что уйдет, как только я его об этом попрошу, и не станет накидываться на Парка.
— Отец, мистер Бреннан — мой гость, — вмешалась Мойра. — Настанет время, и он уйдет. Но пока я хочу, чтобы он остался.
— А я не желаю видеть его в своем доме! — сердито ответил Макларен. — Черт бы вас побрал, Бреннан! У вас хватило наглости приехать сюда после того, как вы стреляли в моих людей, украли принадлежащее мне по праву ранчо и выгнали мой скот с Тополевой промоины!
— Не бывает разногласий, которых нельзя было бы разрешить мирно, — спокойно проговорил я. — Я никогда не стремился заводить распри с вами и надеюсь, что мы сможем достичь соглашения.
Это его охладило. Он все еще оставался резким, все еще готов был утверждать собственный авторитет, но все же немного смягчился и тут я понял суть характера Макларена. Он добивался не столько земель и богатства, сколько признания себя самым значительным человеком в округе. Он просто не мог представить себе иного способа добиться всеобщего уважения и преклонения, кроме как через богатство и власть.
