Лиза попросила его поднять из архива историю Василия Савельева, того самого брата возлюбленной Георгия Шелеста, и тяжело вздохнула. Как объяснить Руслану, что его невеста, вместо того чтобы ухаживать за возлюбленным, станет бегать по городу, собирая никому не нужные сведения о давно мертвом человеке?
Дом, шедевр сталинской архитектуры, был построен в форме квадрата, и, войдя сквозь широкую арку во двор, Зиганшин поразился царящему тут покою. Звуки с улицы почти не долетали сюда, так что ему прекрасно слышался скрип качелей и смех с детской площадки. Он осмотрелся. По периметру росли невысокие, аккуратно подстриженные кусты шиповника с ярко-розовыми цветами, все снаряды для детей оказались яркими, чистенькими и исправными, урны не захлебывались от мусора, и вообще было очень хорошо.
Он подошел к горке со спиральным спуском из желтой пластмассы и подумал, что на нынешних детских площадках нет космических ракет, добротных, из настоящих арматурных прутьев, с красным жестяным носом, устремленным в небо. Вот тебе бабочка на пружинке, домик, гномики, а ракет нету…
Улыбнувшись молодой матери, помогавшей подняться на горку щекастой девочке в кружевной шапке, Зиганшин стал озираться дальше и быстро нашел, что искал.
«Помнят руки-то», – хмыкнул он, подходя к группе сидящих на лавочке старух.
Довольно рано став руководителем, он ограничил свою практическую деятельность участием в опасных задержаниях, чтобы не давать операм повода говорить, будто он прячется за их спинами, поэтому многое забыл, но некоторые азы затвердил крепко.
– Добрый день, дамы, – степенно сказал он, прикидывая, кто тут в большем авторитете, очень полная одышливая бабка в бесформенной цветастой хламиде, или сгорбленная сухонькая старушонка в льняном костюмчике, очевидно пережившем войну?
Явно не статная дама в стиле хиппи, сидящая несколько поодаль и подчеркнуто внимательно читающая книжку, хотя Зиганшина тянуло обратиться именно к ней.
Кажется, девочка в кружевной шапке все-таки упала, потому что с площадки послышался детский плач, и Мстислав Юрьевич с раскаянием подумал о своих племянниках.
Вместо того чтоб заниматься детьми, он гоняется за какими-то химерами.
Накануне он поговорил со Светой и Юрой, сказал, что должен зарабатывать деньги, поэтому не может проводить с ними все время и им придется стать самостоятельными.
Света фыркнула, что никакой Америки он им не открыл, мама тоже много работала, и они с Юрой давно умеют сами о себе позаботиться.
Что ж, Зиганшин провел инструктаж по технике безопасности, привез из городской квартиры микроволновку и познакомился с дачниками, у которых были дети примерно того же возраста.
Ребята целыми днями играли вместе, занимались щенком, которого, презрев аристократическое имя Фердинанд Аристарх, назвали Пусиком, смотрели фильмы, если шел дождь, и, кажется, не особенно нуждались в обществе своего угрюмого родственника, но Зиганшина все равно покалывала совесть.
Мстислав Юрьевич наврал, что хочет купить квартиру в этом доме и проводит разведку, как тут что.
Одышливая не шелохнулась, сухонькая быстро вскочила и начала стрекотать, а хиппообразная отложила книгу и, поправив похожий на рыболовную сеть платок, тонко улыбнулась Зиганшину, мол, уж она бы могла кое-что рассказать.
Тощая бабка была, видимо, человеком позитивным, потому что расписала местную жизнь подобием рая на Земле.
– Шикарная инфраструктура, – заключила она, – шикарная!
– А люди как? Видите ли, у меня трое маленьких детей и жена опять беременна, – соврал Зиганшин и пригорюнился оттого, что это неправда, – хотелось бы безопасности какой-то. Сами знаете, если полный дом уголовников, страшновато переезжать.
Переглянувшись, старушки заверили его, что в этом отношении полный порядок.
– И никаких драк не бывает?
– Нет, что вы!
Тогда Зиганшин пошел ва-банк и назвал номер квартиры, где проживал Василий Савельев, якобы продавали ему именно ее.
– Уууу, – протянули бабки хором.
– Вот Надька ушлая! – проворчала полная, отдуваясь. – Вы, молодой человек, осторожнее будьте, с этой квартирой не так все просто.
– Надо же! Как хорошо, что я к вам обратился!
Пришлось, округляя глаза и охая в кульминационных местах, выслушать историю, которую он уже знал.
– Неужели прямо так и живет? Как обычный человек?
– Первое-то время он вообще не выходил, мы долго не знали, что Женя его из дурки забрала, – тараторила сухонькая, – сидит себе и сидит, а мне участковая обмолвилась, что к нему на вызов ходила. Я испугалась, как же, дверь в дверь с душегубом, а она мне говорит, не бойся, он совсем овощ стал. Ну я Жене, конечно, сказала, чтоб следила хорошенько, мы боялись, а потом привыкли. А когда мать умерла, за ним стала Надька смотреть, ну, она давно возле них отиралась, хотела наследство заграбастать, но Женя не такая дура была.
– Обломалась Надечка с квартиркой, – сказала полная злорадно, – но за Васей хорошо ухаживает, тут ничего не могу сказать. Он в последние годы даже как-то лучше стал, сам гулять выходит.
– Прямо так вот бесконтрольно ходит? – Зиганшин, как мог, изобразил ужас.
– Да не говорите! Разгуливает как ни в чем не бывало, а он же псих, кто знает, что там ему в голову придет! Я к участковому ходила, а он разъяснил, будто Вася такой же человек, как мы, и имеет право делать что хочет. Ты что, бабка, умнее врачей? Раз они считают, что Вася может жить дома, не тебе с ними спорить! Я говорю, что, может, и не умнее, но в случае чего Вася убьет меня, а не врачей, а он мне – не бойся, не убьет. Вот и поговорили.
Старушки поведали еще, что беседовали с Надей, предлагая сплавить беднягу в какой-нибудь комфортабельный дурдом на постоянной основе, но та послала их подальше (ясное дело, тогда надо квартиру государству сдавать, а Надька все надеется ее прибрать к рукам), потом проинструктировали всех обитателей дома, включая грудных младенцев, чтобы при виде Васи сразу обращались в бегство и ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не входили с ним вместе в лифт.
– Надька все орет, что бояться нечего, – сказала полная, явно недолюбливавшая Васину опекуншу, – что он безопасный и на таблетках, однако ж к себе в дом его жить не забирает, к своим детям не подпускает даже близко.
– Это хорошо, мы знаем и настороже, а сколько таких психов разгуливает без контроля?
Зиганшин развел руками. Нельзя сказать, что претензии старух такие уж безосновательные. Взять хоть его самого: он обожает свою собаку Найду, полностью уверен в ней, но, скрепя сердце, берет на цепь, когда оставляет детей одних в доме.
На тысячу процентов уверен, что она не покусает племянников, и тем не менее, мало ли что. Люди не собаки, нужно жалеть психически больных, уважать их права и обеспечить им комфортную жизнь, но не за счет других граждан, например тех же детей, которые тоже не могут постоять за себя.
